Покровский М. В Из истории адыгов в конце XVIII — первой половине XIX века М.В. Покровский

Из истории адыгов в конце XVIII — первой половине XIX века

Очерк седьмой. Западный Кавказ в годы Крымской войны


Военные действия на Западном Кавказе в годы Крымской войны

 

Перейти к содержанию книги

 

Командование Черноморской береговой линии в начале июня 1854 г. решило совершить военную экспедицию в Геленджик, в бухте которого постоянно находились корабли противника. Турецкие и английские суда доставляли в Геленджик различные товары. Турецкие купцы снова начали вывозить отсюда невольников, которых они покупали тут же на геленджикском базаре, где на разостланных коврах сидели девушки и мальчики, привезенные для продажи, а стоявшие рядом продавцы на все лады расхваливали свой товар. Создавалась своеобразная колониально-экзотическая картина, ярко рисовавшая те перспективы, какие несла Кавказу победа союзной коалиции.

Союзное командование никак не могло предположить, чтобы небольшой новороссийский гарнизон, находившийся в состоянии полублокады, был способен на активные наступательные действия и что русское командование решится на вылазку в сторону Геленджика.

Хотя, как уже было сказано выше, никаких серьезных сил Магомед-Амину собрать не удавалось, но одно его появление в Геленджике явилось бы демонстрацией единства действий мутазигов и союзного командования. В такой обстановке удачный удар русских войск по Геленджику приобретал весьма важное военное значение.

В ночь с 4 на 5 июня командование береговой линии, получив известие о прибытии в Геленджик нескольких иностранных судов, начало проводить намеченную операцию. Под начальством вице-адмирала Серебрякова по берегу моря к Геленджику двинулся русский отряд при четырех горных орудиях. Одновременно по морю под командой лейтенанта Давыдова была направлена «эскадра» из четырех гребных баркасов, команда которых состояла из 117 солдат линейных батальонов и черноморских казаков. Новоиспеченные моряки блестяще справились с задачей, пройдя на веслах по неспокойному морю сорокаверстное расстояние. Путь этого отряда был опасен еще и потому, что в любой момент из-за мыса, лежащего к югу от Геленджика, могли появиться неприятельские крейсеры.

Сухопутный отряд большую часть ночи двигался по очень тяжелой дороге между Новороссийском и оставленным русскими войсками Кабардинским укреплением. Узкая тропинка, по которой с трудом проходила даже горная артиллерия, вилась по прибрежным отрогам хребта, то поднимаясь на них по краям обрывов, то опускаясь в глубокие ущелья. Пройдя сорок верст, к восьми часам утра войска вышли к Геленджику.

Лейтенант Давыдов, благополучно избегнув встречи с неприятельскими крейсерами, к шести часам утра также вошел в Геленджикскую бухту. Построив баркасы в одну линию между обоими ее мысами, он приготовился к атаке. В это время в бухте стояли один большой бриг и четыре вооруженные пушками турецкие кочермы. Команды судов, полагая, что им придется иметь дело только с четырьмя русскими баркасами, приготовились к бою. Они подтянулись ближе к берегу, чтобы быть под прикрытием ружейного огня, и начали стрельбу из орудий. В этот момент на ближайшей возвышенности показался отряд Серебрякова. Батарея горных орудий открыла огонь гранатами по постройкам на берегу бухты. Внезапное появление с тыла русских войск, атака кавалерии и огонь «эскадры» Давыдова парализовали сопротивление турок, которые бросили свои суда и бежали в горы. После этого все суда были взяты русскими солдатами без всякого сопротивления. Несколько английских и французских офицеров тщетно пытались организовать оборону — их никто не слушал.

На бриге было найдено большое количество материй, сукна и других товаров, привезенных для торговли с горцами, стоимость которых Серебряков определил в 50 тысяч рублей серебром. Кочермы также были нагружены тканями, солью и военными припасами. Вследствие отсутствия в русском отряде матросов, которые могли бы поставить паруса и вести захваченные суда в Новороссийск, пришлось их сжечь вместе с грузами. Уничтожив также склады товаров и зерна, находившиеся на берегу Геленджикской бухты, отряд Серебрякова и «эскадра» лейтенанта Давыдова благополучно возвратились в Новороссийск.

Удачная экспедиция Серебрякова вызвала подлинное негодование союзного командования. В Геленджик был прислан английский пароход с группой штабных офицеров, которым поручалось выяснить все подробности и обстоятельства происшедших событий. Офицеры укоряли «горцев за то, что они допустили истребить суда и хлебные запасы». Пострадавшие же владельцы турецких кочерм не преминули пожаловаться англичанам. Геленд-жикская экспедиция сильно подорвала доверие к утверждениям союзников о том, что русские не смеют предпринять в ближайшее время никаких наступательных действий.

Нежелание адыгских народов выполнять роль пушечного мяса во имя интересов английской и турецкой политики заставило союзное командование в 1854 г. отказаться от развертывания серьезных операций. Однако затянувшаяся осада Севастополя и ее общий неудачный для союзников ход побудили их еще раз попытаться поднять горцев на борьбу с русскими. Средством для этого они считали штурм и взятие Новороссийска. Намечая операцию, англо-французское командование рассчитывало, что жители прибрежных аулов, увидя разрушение новороссийских батарей и горящие здания города, выйдут из состояния своей пассивности и атакуют город с суши. Взятие Новороссийска соединенными силами англо-французской эскадры и мутазигского ополчения позволило бы европейской дипломатии громко говорить об осуществлении «освободительной миссии» союзных держав на Кавказе.

Прежде чем начать новороссийскую операцию, союзники постарались обеспечить себе прочный тыл со стороны Кубани. С этой целью 7 и 8 февраля 1855 г. в верховьях р. Псебепс было организовано большое собрание, на котором присутствовали турецкие и английские офицеры, сын Сефер-бея Карабатыр и группа мусульманского духовенства. Совместными усилиями они заставили собрание принять постановление о взимании штрафов со всех горцев, которые не прекращают торговых сношений с русскими и продолжают ездить на базары и меновые дворы. Помимо внесения штрафа каждый из них должен был дополнительно присягнуть, что впредь не будет иметь никаких сношений с русскими.

Специальные патрули, разъезжая по левому берегу р. Кубани, должны были арестовывать заподозренных в намерении пробраться к русским. Поимщики получали за каждого арестованного по 10 рублей и конфискованные товары. Прервав всякие сношения прикубанских народов с Россией, союзники рассчитывали получить большую свободу действий на Черноморском побережье, в районе северной части береговой линии.

Согласно разработанному в штабе союзников плану Магомед-Амину было предложено организовать для нападения на Новороссийск «конный сбор, начиная от Кара-чая до Псекупса». Часть собранных сил должна была занять Бакан и другие ущелья в окрестностях Новороссийска, чтобы взять крепость в полную блокаду. Группа английских офицеров произвела осмотр Новороссийска с высот Маркотхского перевала.

Однако все усилия союзников заставить горцев, живших на территории, прилегающей к Новороссийску и Анапе, принять участие в военных действиях, окончились полной неудачей. На предложение штурмовать Новороссийск они ответили, что «до прихода Магомет Эмина натухайцы имели еще в руках какие-нибудь средства, но двухкратный сбор этим наибом поголовных штрафов, потом притеснения, не столько от русских, как от него, совершенно обнищили край, и теперь натухайцы ни туркам, ни союзникам их ничем не могут пособить». Это заявление произвело на представителей союзного командования очень неприятное впечатление, и, как сообщалось в донесении, «при этих словах англо-французы призадумались и сказали, что об этом отзыве будет написано в Константинополь».

Действительно, союзному командованию было над чем призадуматься, но тем не менее оно решило все же попытаться овладеть Новороссийском. Приступая к этой операции, английские десанты с целью отвлечения русских сил сожгли все постройки на Бугазском гирле и разрушили Джеметейское укрепление близ Анапы. Вместе с этим в Геленджик из штаба союзных войск был послан офицер, который должен был сообщить намеченный план действий шапсугским старшинам и потребовать их содействия. Совещание старшин происходило на берегу Геленджикской бухты, и здесь офицер, имя которого, к сожалению, осталось неизвестным, уверил собравшихся в неизбежном взятии Новороссийска и выдвинул требования союзников, чтобы они немедленно оказали самую решительную поддержку союзному десанту.

8(20) января 1855 г. два неприятельских паровых судна, подняв парламентерские флаги, подошли к Новороссийску и спустили на воду шлюпку. Подъехавший на ней французский офицер передал на имя коменданта крепости пакет, в котором заключалось извещение о начале с 1 февраля 1855 г. блокады союзным флотом Новороссийска и Анапы. Это было осуществление декларации лондонского адмиралтейства (о ней говорил К. Маркс в своей статье «Четыре пункта»), гласившей, что французский и английский адмиралы в Черном море получили приказ распространить блокаду, установленную, под устьями Дуная, на все гавани Черного и Азовского морей с 1 февраля 1855 г.

28 февраля (12 марта) рано утром на взморье у Новороссийска появилась неприятельская эскадра, состоявшая из пяти паровых судов. Войдя в Новороссийскую бухту, они построились в боевую линию и открыли орудийный огонь по городу. Предельная дальность огня русских орудий равнялась тысяче сажен. Произведя несколько безрезультатных выстрелов усиленными зарядами, батарея умолкла. Город оказался совершенно беззащитным. Неприятельские корабли своим огнем беспрепятственно разрушали дома и крепостные постройки. Генерал-майор Дебу, принявший общее командование в крепости, решил вывести за город всех жителей и раненых солдат. Опасаясь штурма Новороссийска соединенными силами мутазигов и десантных войск союзников, он дал знать в Анапу, прося о поддержке. Одновременно с этим он приказал оставить Константиновское укрепление и гарнизону его отойти в Новороссийск. Для прикрытия отхода гарнизона Константиновского укрепления был послан Анапский горский полуэскадрон. Всадники полуэскадрона смело атаковали в конном строю отряд Магомед-Амина, который действовал на восточном берегу Новороссийской бухты, и опрокинули его. Соединившись затем с русской пехотой, вышедшей из укрепления, полуэскадрон с боем отошел к Новороссийску. Ожесточенная бомбардировка города продолжалась до наступления сумерек. Ночью противник несколько раз возобновлял огонь, «но промежуточно и слабо».

Утром 1(13) марта союзное командование, считая молчание крепостных батарей признаком того, что они подавлены, подтянуло к берегу свои суда. Этого момента только и ожидали артиллеристы крепости. Они немедленно открыли сосредоточенный огонь по неприятельскому флоту. Началась упорная с обеих сторон канонада. Русские артиллеристы обнаружили в этом бою исключительно высокие боевые качества. Располагая десятью устарелыми орудиями, они сумели нанести серьезные повреждения судам противника, имевшим на борту мощное артиллерийское вооружение новейшего для того времени образца.

Наскоро исправив полученные повреждения, неприятельская эскадра снова подошла к приморской батарее и осыпала ее ядрами, картечью и бомбами. Однако и эта бомбардировка не сломила духа защитников Новороссийска, и артиллерия крепости продолжала вести ответный огонь по кораблям противника, нанося им новые повреждения. В два часа дня англо-французское командование вынуждено было вывести свои корабли из-под огня крепостных орудий и, отойдя в глубь бухты, вести огонь с прежней дистанции.

Понеся большие потери в личном составе команд и получив серьезные повреждения судов, союзники попытались бросить на штурм Новороссийска отряды мутазигов, которые собрались в большом количестве на противоположном берегу Новороссийской бухты. Один из паровых фрегатов, отделившись от эскадры, под выстрелами батареи подошел к берегу выше Константиновского укрепления и спустил шлюпку. После переговоров с горцами пароход спустился ниже по бухте и, дав несколько выстрелов, присоединился к эскадре. До этого с эскадры посылались шлюпки и за мыс Хак.

Как выяснилось впоследствии, англичане и французы, убеждая мутазигов атаковать Новороссийск со стороны суши, предлагали выделить им даже одно орудие, но те категорически отказались. В результате длительных переговоров ни к каким серьезным действиям англо-французскому командованию побудить мутазигов не удалось.

В ночь на 2 марта противник прекратил бомбардировку и занялся ремонтом пострадавших судов. Утром командир эскадры сделал еще одну попытку уговорить продолжавших оставаться на берегу мутазигов атаковать Новороссийск. Посланный им офицер в парадном мундире подъехал в шлюпке к берегу и, не выходя из нее, закричал в рупор на турецком языке: «Кто вы? Мусульмане или гяуры? Если мусульмане, то должны собраться в больших силах и во что бы то ни стало не выпустить ни души из Новороссийска!». Потом он стал уверять, что русские подавлены бомбардировкой и ничто не помешает ворваться в город. Но и на этот раз мутазиги остались равнодушны.

Около полудня 2 марта по Новороссийску были даны последние выстрелы, и, истощив запас снарядов, неприятельская эскадра прекратила бомбардировку. 3 марта, произведя на рейде неотложные исправления сильно пострадавших судов, она вышла в море. Один из паровых фрегатов, у которого русские снаряды разрушили машинное отделение, потерял способность двигаться и был взят на буксир.

Таким образом, попытка англо-французского командования овладеть Новороссийском окончилась неудачей. Ее обусловили героическое сопротивление гарнизона, хорошая подготовка войск и отказ горских народов поддержать союзников. Поведение ополченцев здесь показало также и несостоятельность утверждения Магомед-Амина, который заявлял, что если бы союзники начали боевые действия у Новороссийска и Анапы, то горцы охотно бы выставили войска для борьбы с русскими.

Гражданское население Новороссийска также приняло участие в обороне города: из добровольцев-горожан была сформирована сводно-учебная команда численностью 283 человека.

Поражение союзной эскадры под Новороссийском было весьма неприятной неожиданностью для англофранцузского командования.

На фоне общего неудачного хода Крымской войны оно явилось отрадным событием, обрадовавшим правительственные сферы России. По «высочайшему» распоряжению, полученному из Петербурга, всем нижним чинам новороссийского гарнизона было выдано в качестве награды по 1 рублю за участие «в мужественном отражении неприятельского нападения на крепость Новороссийск». К орденам были представлены 6 офицеров и 23 солдата.

После неудачного исхода штурма Новороссийска союзное командование, окончательно разуверившись в возможностях Магомед-Амина поднять горские народы на борьбу с русскими, обратилось к сыну Сефер-бея Карабатыру. Командир эскадры Джиффард, стремясь выправить создавшееся положение, которое грозило серьезным упадком военного престижа союзников в глазах местного населения, прибыл в Геленджик и вызвал к себе Карабатыра, однако тот, прекрасно понимая, с какой целью его приглашают и насколько трудно будет выполнить предъявленные к нему требования, не поехал, дипломатически «отозвавшись, что занят делами». Правда, вместе с этим он просил письменно уведомить его о дальнейших намерениях союзников. В ответ ему было сообщено, что «через пять дней возобновится бомбардирование Новороссийска и что к тому времени горцы должны собраться и под начальством Карабатыра отрезать отступление гарнизону Новороссийска, бомбардировать который предполагалось четыре дня».

Карабатыр в указанный срок отправил гонцов в Геленджик узнать, прибыла ли туда эскадра и каковы ее силы. Командир специально присланного английского крейсера принял гонца и передал с ним письмо Карабатыру, в котором писал, что уполномочен высшим союзным командованием известить его о том, что эскадра временно отозвана в Севастополь, но через восемь дней она вернется обратно с десантом, привезенным из Балаклавы. Осада города будет вестись с суши и с моря, «для чего англо-французы предполагают устроить против сухопутной части города батарею в 80 орудий, которая уже совсем снаряжена в Балаклаве».

Трудно сказать, наколько серьезны были намерения союзников немедленно начать новый штурм Новороссийска, но сам факт посылки английского крейсера для связи с Карабатыром и приказание, отданное ему («быть наготове и озаботиться пригоном в Геленджик скота на продовольствие десанта»), заставляют думать, что такие намерения действительно имели место, но были временно отложены до овладения Керчью.

Карабатыр, фигуру которого все больше и больше выдвигали на первый план союзники и Турция, вскоре получил из Константинополя распоряжение привести все население Западного Кавказа к официальной присяге на верность турецкому правительству. К нему прибыл специальный уполномоченный Порты — некий «Хаджи-Смаил», действовавший весьма решительно.

После отражения попытки союзников овладеть Новороссийском можно было опасаться их нападений и в других пунктах северной части береговой линии. Такими пунктами могли быть в первую очередь побережье Таманского полуострова и Анапа.

С середины 1855 г. неприятельские суда, осуществляя намеченный план блокады, начали крейсировать у берегов Таманского полуострова. С большим трудом удавалось поддерживать регулярное сообщение между Таманью и Крымом с помощью казачьих лодок.

12(24) мая 1855 г. англо-французское командование приступило к серьезным операциям в Керченском проливе. Неприятельский флот в составе 50 паровых и 25 парусных судов вошел в пролив и открыл огонь по батареям, защищавшим Керчь. К вечеру ему удалось подавить их сопротивление, и 13(25) мая англо-французские войска заняли город. В тот же день 22 неприятельских корабля приблизились к батарее, расположенной на косе Чушка, продолжавшей еще вести огонь, и начали ее обстреливать. Вслед за этим противник попытался отрезать пути отступления батарее.

Командир батареи сотник Майборода, заклепав под обстрелом неприятельских судов тяжелые орудия, попытался вывезти легкие пушки, но осуществить ему это не удалось. Закопав их в песок, он спешно отступил в глубь полуострова.

Уничтожение батареи на косе Чушка должно было явиться началом операций союзных войск на Черноморском побережье Кавказа. 2 июня 1855 г. контр-адмирал Лайонс писал адмиралтейству, что «британские и французские силы... после операций в Керчи и Еникале готовы предпринять атаку Анапы, с тем чтобы изгнать врага из его последнего оплота на черкесском берегу».

Для широкого оповещения о взятии Керчи Лайонсом был послан специальный корабль под командованием капитана Мура, который «посетил различные пункты на побережье вплоть до Сухум-Кале».

Для того чтобы побудить горцев к решительным действиям, капитан Мур передал Сефер-бею прокламацию, призывавшую их «подняться и дополнить успех союзников участием в нарушении русских коммуникаций во всех направлениях».

Овладение противником Керченским проливом вынудило русское командование оставить Новороссийск, а затем и Анапу. Первым был оставлен 15 (27) мая 1855 г. Новороссийск.

Взорвав укрепления и уничтожив огнем уцелевшие здания и имущество, новороссийский гарнизон отошел к Анапе.

Вице-адмирал Серебряков, покинув 25 мая (6 июня) Анапу, с войсками ее гарнизона двинулся к Темрюку. В дороге на следующий день он получил известие, которого крайне опасался, а именно, что к Темрюку подошла англофранцузская эскадра с баркасами для высадки десанта. Для отступавшего анапского гарнизона создавалось катастрофическое положение.

Напрягая силы, форсированным маршем, пройдя за одни сутки более 70 верст, анапский гарнизон успел выйти 8 июня к Темрюку. Здесь войска заняли позицию на дороге к Андреевскому посту, откуда они могли действовать и в направлении Курчанского лимана, если бы противник попытался атаковать крепость с противоположной стороны. На взморье у Темрюка находилась англо-французская эскадра в составе 18 паровых судов, с большим количеством баркасов и лодок, предназначенных для высадки десанта. Однако, получив сообщение, что Анапа оставлена и что гарнизон ее ускользнул из ловушки и соединился с Таманским отрядом в Темрюке, командующий союзной эскадрой не решился начать сражение.

После того как Анапа была покинута русскими войсками, в нее вошел Сефер-бей с отрядом и вслед за ним отряд турок численностью в 8 тысяч человек под командой Му-стафа-паши.

Занятие Анапы турками сопровождалось довольно серьезными трениями между Мустафа-пашой и контр-адмиралом Стюартом, командиром союзной эскадры, вскоре подошедшей к Анапе. Английский адмирал потребовал, чтобы Анапа была превращена в базу союзных войск и в ней была допущена свободная торговля англичан с горцами. Свои требования он обосновывал тем, что «русские оставили Анапу по причине угрожавшей им опасности со стороны союзного флота». На это Мустафа-паша ответил, что так как Цемесская бухта и Анапа всегда принадлежали Турции, то без разрешения султана он эти требования выполнить не может. Точно так же он категорически отказался пропустить группу английских офицеров из Анапы к Магомед-Амину, находившемуся у абадзехов. Поскольку политический авторитет Магомед-Амина очень сильно пал и турецкое правительство делало теперь основную ставку на представителя адыгской аристократии — Се-фер-бея, то паша позволил себе даже следующее замечание: «Магомет Эмин, человек, не принадлежащий адыгейским племенам, забрел к абадзехам из Чечни, и он, Му-стафа, не решится дозволить своим союзникам, без воли султана, иметь сношения с человеком чуждым». В заключение не без иронии Мустафа-паша предложил адмиралу: уж если он так настаивает, то пусть пошлет своих офицеров к Магомед-Амину через Чечню, откуда появился и сам Магомед-Амин! Вызывающее поведение турецкого генерала объяснялось тем, что он не обольщался относительно истинных намерений англичан на Западном Кавказе и, подчеркивая роль отведенную Турцией князю Сефер-бею, в то же время давал понять, что Порта не потерпит самостоятельной ставки Англии на развертывание деятельности Магомед-Амина.

После этого Мустафа-паша собрал старшин и заявил им, что, не сомневаясь в преданности горцев турецкому султану, он намерен двинуться на Кубань, основать свой лагерь на ее левом берегу против Екатеринодара, поднять знамя священной войны и призвать всех присоединиться к его войскам. Майор Осман-бей, во многом очень трезво оценивавший политическую обстановку на Кавказе, замечает по этому поводу: «Потеряв два года (1853 и 1854), Порта наконец решилась приняться серьезно за черкесский вопрос, приступив к осуществлению обширного проекта, который должен был изменить будущность черкесской страны и независимость ее жителей. Без сомнения, независимость должна была остаться одною иллюзиею, так как Турция не строила проектов ради прекрасных черкесских свойств, но ввидах своей собственной пользы». Однако на этом пути Порта неизбежно должна была столкнуться с Англией.

В документах встречается ряд указаний на расхождения по вопросу о политическом будущем Западного Кавказа, обнаружившиеся между союзниками. Адмирал Стюарт сообщает, что когда после занятия Анапы прибывший туда Сефер-бей обратился к нему с просьбой помочь восстановить ее укрепления, то он дал ему понять, что не может сделать это и что это было бы «неполитично».

Столкновение между Мустафа-пашой и английским адмиралом также получило широкую огласку среди горцев и еще больше укрепило их нежелание вмешиваться в происходящие события.

Несмотря на все усилия протурецки настроенных натухайских старшин, попытки заставить соплеменников поднять оружие на стороне Турции против России успехом не увенчались. Прибывшие в Анапу по вызову Мустафа-паши депутаты с плохо скрытой насмешкой заявили, что после спора Мустафа-паши с союзным генералом и «сами теперь не знают, кому они могут принадлежать», а идти с войсками к Мустафе со знаменем для присоединения к войскам турецким «они считают неуместным».

Рассерженный Мустафа-паша, оставив в Анапе Сефер-бея, выехал в Сухуми.

После его отъезда находившийся в Анапе небольшой отряд союзных войск, погрузив на корабли скот и сено и взорвав, несмотря на протесты Сефер-бея, в некоторых местах крепостные укрепления, также покинул город. Взрывом укреплений союзники, видимо, стремились надолго лишить Анапу ее военного значения и держать Сефер-бея под своим постоянным контролем.

Все лето 1855 г. противник у побережья Таманского полуострова ограничивался действиями небольших разведочных групп, но со второй половины сентября англофранцузские войска перешли здесь к довольно крупным операциям, которые были связаны с отмеченным уже выше стремлением союзников ускорить окончание войны и облегчить положение турецких войск в Азиатской Турции, где решалась судьба Карса. Союзное командование, несмотря ни на что, упорно не оставляло мысли заставить адыгов напасть на укрепления кордонной линии и захватить Екатеринодар. Это должно было серьезно отразиться на общем ходе войны.

В течение лета английские офицеры неоднократно приезжали к Магомед-Амину и Сефер-бею, настаивая на скорейшем развертывании ими военных действий против русских. Сефер-бею, в частности, англичане предлагали создать регулярные конные части, содержание которых будет производиться за счет расходов, идущих на английскую армию.

Выполняя поручение союзников, Сефер-бей выделил из войск анапского гарнизона два батальона турецкой пехоты с пятью орудиями и направил этот отряд под начальством Карабатыра на Кубань. Карабатыр должен был обстрелять посты и укрепления кордонной линии, собрать мутазигов и овладеть Екатеринодаром. Если переправиться через Кубань силам Карабатыра не удастся, то предполагалось взять хотя бы одно из русских укреплений. Подобными действиями Сефер-бей и союзное командование надеялись вывести горцев из состояния политической пассивности, столь неожиданной и опасной для союзных держав в момент их решающей борьбы с Россией за Кавказ.

Для того чтобы понять характер дальнейшего хода событий, необходимо напомнить, что борьба тфокотлей «аристократических племен» со своей дворянско-княже-ской знатью с началом Крымской войны не прекратилась, точно так же, как не исчезли и надежды старого дворянства «демократических племен» на реставрацию былого положения.

Прибытие в Анапу Сефер-бея, облеченного полномочиями от турецкого правительства, вдохновило надежды дворянства, и оно готово было оказать всемерную поддержку. Однако даже и Сефер-бей, несмотря на его откровенно аристократические симпатии, не мог не учитывать фактическое соотношение общественных сил у адыгов и, понимая, что без опоры на тфокотлей ему не удастся удержаться у власти и выполнить требования союзников, вынужден был официально заявить об отказе поддержать притязания дворянства. Вместе с этим он внушал близким к нему представителям старой аристократии мысль о скорой перемене обстоятельств на Кавказе под властью султана.

Натухайские тфокотли зорко, однако, следили за тем, чтобы их снова не сделали игрушкой в руках союзников во имя торжества англо-турецкой политики. Сказалось это. необычайно быстро. Когда Сефер-бей после отъезда из Анапы Мустафа-паши под нажимом союзного командования, вернувшего в Анапу свои войска, вынужден был поставить вопрос об уступке части города под их размещение, то «...народ, которому об этом было объявлено, высказал, что если англичане и французы займут Анапу, то они будут действовать противу их, как противу врагов своих, и что они даже предпочитают англичанам соседство русских». Такое положение связывало Сефер-бея: он не мог не считаться с настроением широких масс натухайцев и находил поддержку лишь среди князей и дворян турецкой ориентации. В решительном отказе горцев поддержать действия союзников и следует, искать разгадку провала фанагорийской экспедиции, организованной в сентябре 1855 г.

Начав операции на Таманском полуострове, англофранцузское командование стремилось создать угрозу кордонной линии и тем самым облегчить дворянам, шедшим за Сефер-беем, действия в нижнем и среднем течении р. Кубани.

Суда союзных эскадр в это же время вели усиленное крейсерство по берегам Азовского моря и, произведя бомбардировку Ейска, высадили в нем небольшой десант, который имел демонстративно-тактическое значение и после короткого пребывания в городе оставил его, Такое же значение имели и удары, нанесенные союзным флотом по Мариуполю и Таганрогу.

Утром 11 (23) сентября вблизи Темрюка, у Голубицких хуторов, появился неприятельский пароход. Остановившись на якоре, он открыл огонь по хуторам, а затем спустил баркас с вооруженными матросами. Однако в тот момент, когда подходил к берегу, сидевшие в засаде пластуны начали обстрел. Один матрос был убит, четверо ранены. Тогда от неприятельского корабля отправилось еще три баркаса с матросами. Огонь пластунов был поддержан выстрелами двух полевых орудий из-за укрытия, и вражеское судно, получив повреждения, подняло на борт баркасы и отошло к гирлу Курчанского лимана. Вечером сюда стали подходить другие суда неприятельской эскадры, и к утру 12 (24) сентября на взморье находилось, уже пятнадцать кораблей.

Одновременно утром 12 (24) сентября близ Тамани началась высадка английских и французских войск, которые заняли упраздненную крепость Фанагорию и закрепились в ней. Десант состоял из 6 тысяч пехотинцев и нескольких артиллерийских батарей. Передовые части русских войск, уничтожив огнем прилегающие постройки и продовольственные склады, отошли и закрепились на ближайшей возвышенности.

По хуторам были посланы нарочные для оповещения о начавшемся вторжении неприятеля. Из Темрюка для прикрытия устья Кубани выступил отряд в составе трех конных казачьих полков и двух пехотных батальонов.

Сражение с высадившимися англо-французскими войсками решено было дать на позиции у Темрюка.

Вскоре русскому командованию стали ясны дальнейшие намерения противника. Войдя в контакт с Сефер-беем, англо-французские войска совместно с собранными им силами мутазигов готовились атаковать Темрюк. С этой целью войскам Сефер-бея предстояло переправиться через Кубань у Джигинской батареи и соединиться с союзниками на Таманском полуострове. Второй отряд под командой сына Сефер-бея Карабатыра выделялся для овладения Варениковским укреплением, находившимся в тылу Темрюкской позиции. Одновременно англо-французский флот должен был начать бомбардировку прибрежных пунктов близ Темрюка и высадить еще один десант в его окрестностях. Падение Темрюка открыло бы неприятельскому флоту вход в устье р. Кубани, после чего союзники могли легко продвинуться вверх по ее течению. Под действием огня их артиллерии слабые укрепления кордонной линии должны были пасть, а взятие же хотя бы некоторых из них, как надеялось союзное командование, явилось бы сигналом к общему наступлению закубанских ополчений мутазигов. Рисовавшееся в результате этого овладение главным военно-административным центром Черномо-рии — г. Екатеринодаром после потери Россией Новороссийска и Анапы могло иметь весьма серьезные последствия. Если бы данный план осуществился, то русскому командованию пришлось бы спешно оттягивать войска на линию Кубани, что сильно затормозило бы их операции в Закавказье.

Турция настаивала перед союзниками на переброске из Крыма 25—30 тысяч английских и французских войск на побережье Кавказа. Прорыв кордонной линии и хотя бы временный захват Сефер-беем Екатеринодара могли значительно улучшить положение турецкой армии на азиатском фронте войны.

Одновременно с занятием Фанагории противник сделал попытку высадить вторую десантную группу в непосредственной близости от Темрюка.

12 (24) сентября 1855 г. двадцать баркасов, спущенных с кораблей англо-французской эскадры, стоявшей на рейде у Темрюка, вошли в Курчанский лиман и начали производить промеры. Здесь они были обстреляны артиллерийским огнем из орудий, поставленных у поселка за темрюкским мостом. Так как корабли эскадры в силу мелководья не могли войти в лиман и поддержать их своим огнем, гребные катера и баркасы противника вынуждены были удалиться. Оставив у гирла лимана один корабль, вся остальная эскадра в составе четырнадцати судов отправилась на запад вдоль побережья и подошла к Голубиц-ким хуторам. Став на якорь, она открыла трехчасовую бомбардировку хуторов, после чего союзное командование предприняло попытку высадить десант, который, однако, встретил ожесточенное сопротивление. В траншеях, вырытых на берегу моря, засели пластуны. Метким огнем и стрельбой из четырех орудий они отбили первый натиск противника и удержались до подхода подкрепления. В результате развернувшегося упорного сражения неприятель был отброшен.

В четыре часа пополудни неприятельские корабли прекратили огонь. Два первых судна отделились от эскадры и направились к Пересыпской станции. Здесь к ним присоединились еще два парохода. Оттеснив огнем своих орудий пограничную заставу, они высадили на берег матросов, которые сожгли пересыпский мост и постройки станции. С заходом солнца пять неприятельских судов ушли в море, восемь же продолжали оставаться у Голубицких хуторов.

Сражение у Голубицких хуторов закончилось полной неудачей для союзного командования. Неоднократно повторявшиеся в течение дня под прикрытием мощного артиллерийского огня попытки высадить десант говорят о том, что англо-французские войска серьезно стремились закрепиться на побережье у Темрюка.

Высадив относительно крупные силы на Таманском полуострове (6 тысяч человек с артиллерией) и заняв крепость Фанагорию, англо-французское командование выжидало выполнения Сефер-беем намеченного плана действий.

15 (27) сентября 1855 г. Сефер-бей должен был переправиться с боем на правый берег р. Кубани. К этому времени его силы состояли из 7 тысяч всадников, собранных стараниями дворян и князей протурецкой ориентации, и отряда турецкой пехоты. Из числа горских всадников 3 тысячи человек он выделил в особый отряд, поручив команду над ним Карабатыру, а остальными и турками занял позицию на левом берегу Кубани, против Джигйнской батареи: Здесь на возвышенности он установил два артиллерийских орудия и под прикрытием их огня с отрядом пытался переправиться на правый берег.

Сражение продолжалось более двух часов, но Сефер-бей не смог добиться успеха, даже пожертвовав двумя батальонами турецкой пехоты, которые он бросил на штурм русских позиций.

Одновременно войска Карабатыра подошли к Варениковскому укреплению.

Пехота Карабатыра, наступая с трех сторон, пыталась им овладеть. Однако гарнизон отразил это нападение. Несмотря на серьезные потери, нападавшие в продолжение ночи еще несколько раз бросались на штурм. Утром 21 сентября (3 октября) они еще раз атаковали уже выбившийся из сил гарнизон, но снова неудачно. Комендант крепости майор Чирг прибегнул к неожиданному для осаждающих приему. Перед новой атакой он скрытно расположил за укреплением пластунские цепи, которые встретил атакующих залпами еще на подступах к крепостному рву и обратили их в бегство. После отражения этой последней атаки Карабатыр отошел вверх по течению р. Кубани.

Таким образом, в результате неудачного исхода действий войск Сефер-бея план союзного командования был сорван. Это дало возможность Таманскому отряду перейти в наступление против англо-французского десанта, находившегося в Фанагорийской крепости, где союзные вой ска выжидали, чем кончится предприятие Сефер-бея, чтобы затем, в случае его успеха, занять Темрюк и создать в нем базу для своих действий.

В течение двух недель, прошедших со времени захвата Фанагории, они ограничивались тем, что посылали небольшие отряды для поджога хуторов и уничтожения запасов сена. 15 (27) сентября им удалось совершенно сжечь полуразрушенную Тамань. Для борьбы с этими вылазками и в качестве заслона со стороны Темрюка русское командование, смогло выделить лишь один отряд пластунов численностью 240 человек. Все остальные войска были сосредоточены на Темрюкской позиции.

20 сентября (2 октября) 1855 г. полковник Бабич развернул военные действия против Фанагории. Он приказал зажечь большое количество костров. Данный маневр должен был создать впечатление, что к русским войскам подошли крупные подкрепления. Атака пластунами Фанагории предполагалась ночью одновременно с трех сторон «с тем, чтобы они, пользуясь темнотой ночи, подползли как можно ближе ко рву Фанагории и со словом «ура» открыли ружейный огонь».

Намеченный план действий был выполнен. Около двух часов ночи пластуны незаметно подползли ко рву Фанагории и открыли ружейную стрельбу. Такая активность русских войск явилась, по-видимому, полной неожиданностью для англо-французского командования. С валов крепости начался ответный ружейный и артиллерийский огонь. С керченского рейда подошла стоявшая там союзная эскадра, которая также открыла ожесточенную канонаду.

Бабич не ставил своей задачей с теми сравнительно небольшими силами, какие находились в его распоряжении, овладеть Фанагорией (численность союзного десанта в ней еще более возросла после неудачной попытки, высадить вторую десантную группу у Темрюка). Вот почему пластуны, выполнив возложенное на них поручение, по сигналу прекратили атаку крепости. С наступлением рассвета англо-французское командование начало эвакуацию войск.

К этому времени для союзников уже совершенно ясен стал полный провал попытки Сефер-бея поднять движение закубанских народов против России, к тому же они получили известие о поражении собранных им сил у Джигинской батареи и Варениковского укрепления. После этого им приходилось думать лишь о благополучном выводе своих войск с Таманского полуострова.

Последним крупным военным эпизодом, имевшим место на Кубани в 1855 г., было организованное Сефер-беем нападение отряда мутазигов на Екатеринодар.

Ворвавшись в ночь с 28 на 29 декабря в город, они заняли прилегающие к р. Кубани кварталы, но затем были оттуда выбиты с большими потерями.

Отброшенный от Екатеринодара, Сефер-бей в первых числах января 1856 г. попытался еще раз вторгнуться в Черноморию через кордонную линию. С отрядом в 3 тысячи человек, с четырьмя орудиями он вышел к участку между Копылом и Ольгинским, постом. Однако движение русских войск к Джигинской переправе, откуда они могли угрожать Анапе, заставило Сефер-бея отойти назад.

После этого он направился во владения шапсугов, поселился в ауле на р. Бугундыр и продолжал призывать горцев к войне с Россией. Войска союзников за время короткого пребывания на Таманском полуострове, а также и их суда, крейсировавшие у побережья Азовского моря, нанесли существенный ущерб экономике края: были сожжены 72 рыболовных завода, уничтожены огромные запасы сена, пострадало большое число жилых и хозяйственных построек. Уходя с Тамани, войска противника окончательно ее разрушили.

Итак, ставка союзного командования как на Магомед-Амина, так и на Сефер-бея к концу 1855 г. оказалась полностью битой. Причем причины этого обстоятельства явились для него крайней неожиданностью.

По существу события 1854—1855 гг. на Западном Кавказе были серьезнейшим политическим и военно-стратегическим поражением Англии и Турции на данном участке фронта Крымской войны. Понятно, почему Сефер-бей, оправдывая собственное бессилие, горько упрекал Магомед-Амина за «невстречу в туземцах того единодушного содействия к войне, какого ожидала Оттоманская Порта по письмам наиба»; не встретили такого «содействия» и англо-французы, прибыв к здешним берегам.

Однако на описанных событиях военно- политические происки Турции и ее европейских союзников не окончились.

Магомед-Амин вскоре после возвращения из Константинополя, куда он ездил для оправдания в глазах турецкого правительства, временно отстранился от политической деятельности.

Объясняя свою пассивность абадзехским старшинам, которые всегда служили его главной опорой, он говорил, что его предшествующая деятельность направлена была на подготовку горцев к переходу под власть Турции, а так как теперь эта цель достигнута, то он считает свое дело оконченным и должен передать горцев другим начальникам, назначенным от Порты.

Однако уже в конце лета 1855 г. Магомед-Амин стал снова принимать участие в происходивших событиях. Сначала он со своими мутазигами направился в Кара-чай. Здесь в августе 1855 г. он разбил небольшой русский отряд и захватил транспорт с продовольствием, но в начале сентября генерал Козловский нанес ему сильное поражение и вынудил уйти из Карачая.

Неудачи князя Сефер-бея заставили правительство Порты и союзников снова обратить взоры на Магомед-Амина.

В конце 1855 г. командующий турецкими войсками в Сухуми Омер-паша вызвал к себе Магомед-Амина и от имени турецкого правительства утвердил его в звании «начальника абадзехов», торжественно возложив на него эполеты паши. Правда, одновременно такие же эполеты были посланы и Сефер-бею, но несомненно, что турецкое правительство в этот момент опять делало главную ставку на Магомед-Амина с признанием его также «начальником» шапсугов и натухаицев, в удостоверение чего ему был выдан соответствующий документ самим турецким султаном.

Перед Магомед-Амином было поставлено категорическое требование во что бы то ни стало еще раз попытаться собрать мутазигское ополчение и двинуть его в Закавказье для совместных действий с турецкой армией. Это были дни, решавшие судьбу осажденного русскими войсками Карса и судьбу кампании в Азиатской Турции вообще. На этом фоне становится понятной попытка Турции и союзников, несмотря на провал фанагорийской экспедиции, еще раз поднять народы Западного Кавказа.

Магомед-Амин сумел подавить в себе чувство личной обиды за оказанное ранее Сефер-бею предпочтение и деятельно приступил к выполнению возложенной на него задачи. Помимо прежних уверений горцев, что «Порта за их свободу подняла оружие на Россию», и обещания платить, каждому «поступающему в пехоту 10 рублей и поступающему со своим исправным конем в кавалерию по 20 рублей в месяц», он пустил в ход смелое средство. Оно заклюг чалось в том, что Магомед-Амин, понимая решающее значение в войне адыгского крестьянства, решил добиться-его поддержки, пожертвовав всеми привилегиями дворянско-княжеской знати.

До осени 1855 г. он еще пытался балансировать между враждебными друг другу социальными слоями адыгских народов, но его тайное покровительство князьям и дворянам, как было отмечено выше, вызвало большое недовольство среди бжедухских тфокотлей, и они отказались ему повиноваться.

Таким образом, перед Магомед-Амином другого выхода не было. Во имя победы союзной коалиции приходилось класть последний козырь на чашу весов истории, и он решился на это: старинные права дворян и князей объявил противными корану и торжественно потребовал, чтобы они принесли присягу в добровольном отказе от их прав. Бжедухские князья и дворяне ответили вооруженным сопротивлением, и Магомед-Амин пустил в ход силу. Несколько дворян были убиты, многие бежали в Черно-морию, остальные были вынуждены подчиниться.

Но и Сефер-бей ревниво стремился сохранить свою власть над шапсугами и натухайцами, а Порта, несмотря на явно оказываемое ею в данное время предпочтение Магомед-Амину, не запрещала ему делать это. Такая двойственность в отношении к собственным агентам со стороны Турции делала их антагонистами, и положение дел ухудшилось еще тем, что общество и без того было раздираемо двумя противодействующими партиями «благородных» и «зависимых». Как писал Осман-бей, в Константинополе «этого не поняли, и вместо того чтобы выбором одного устранить другого и тем, по крайней мере, дать возможность одному лицу беспрепятственно и самостоятельно вести дела, Порта поддерживала и награждала обоих. Это то же, что сказать: я вам даю равные права для большей возможности между собой сражаться». И действительно, дело дошло до того, что когда Магомед-Амин призвал шапсугов и натухайцев поддержать подготовленное им нападение на кордонную линию в районе станицы Ста-рокорсунской, то Сефер-бей решительно воспротивился. Обиженное Магомед-Амином дворянство стало смотреть на Сефер-бея как на своего избавителя и оказывать ему энергичную поддержку. Когда же Магомед-Амин убедился, что бжедухские тфокотли, вполне удовлетворенные ущемлением прав князей и дворян, все же упорно не желают идти под знамена султана, то он стал обвинять в этом князей и дворян, связанных с Сефер-беем. В отправленном им в январе 1856 г. письме к Омер-паше он прямо заявил, что «...готов был немедленно прибыть к нему с десятью тысячами всадников для действий в Закавказском крае или Малой Азии, но для этого нужно повесить около 150 горцев, противящихся всем его распоряжениям для пользы падишаха».

Содержание письма стало известно тем князьям и дворянам, которым он угрожал смертью, и они подняли против него восстание. Для Магомед-Амина возникла серьезная опасность. Не останавливаясь на всех перипетиях развернувшейся борьбы, заметим, что Сефер-бей, узнав о происшедших событиях, решил воспользоваться ими для утверждения своей власти у бжедухов и абадзехов. Он обнадеживал бжедухских князей и дворян именем султана, что их права, уничтоженные Магомед-Амином, будут полностью восстановлены. Эти обещания не могли оставаться тайной. Став известными бжедухским и абадзехским тфокотлям, они вызвали среди них большое волнение и заставили их снова поддержать Магомед-Амина. Собрав довольно крупные силы, наиб подошел с ними к р. Супе, куда прибыл со своими войсками и Сефер-бей. В начале мая между ними произошло вооруженное столкновение, не доставившее победы ни тому ни другому, после чего они разошлись в разные стороны. Положение, таким образом, по-прежнему осталось неопределенным, и заключение мира между Россией и коалицией держав застало двух «деятелей» Западного Кавказа в состоянии непрекращавшейся вражды.

В момент заключения Парижского мира Сефер-бей находился в Анапе и продолжал именовать себя «главнокомандующим всеми горскими народами и начальником турецких сил в Анапе». Будучи прекрасно осведомлен об условиях мирного договора, он, однако, не переставал провоцировать горские народы на продолжении войны с Россией, уверяя их, что Кавказ остался за Турцией.

В июле 1856 г. с приближением к Анапе русских войск Сефер-бей без сопротивления отошел в Новороссийск. Находясь здесь, он не оставил мысли о военных действиях против России и провокационно привел натухайцев и шапсугов к присяге на верность султану как их законному государю.

Представители русской администрации, в частности наказной атаман Черноморского казачьего войска генерал Филипсон, пытались убедить Сефер-бея отказаться от его пагубной политики по отношению к адыгам.

Как показали наступившие вскоре события, ошибкой было считать, что Сефер-бей преследовал лишь свои личные цели, оставаясь на Кавказе и продолжая бунтовать горские народы.

 

Смотрите также:

раздел Краеведение

"Что мы знаем друг о друге" - очерк о народах Кубани

старинные карты: платные и бесплатные

описания маршрутов

 


Комментариев нет - Ваш будет первым!


Добавить комментарий

Ваше имя:

Текст комментария (Ссылки запрещены. Условия размещения рекламы.):

Антиспам: Дecять плюc 3 добавить ceмь (ответ цифрами)