М.В. Покровский
Из истории адыгов в конце XVIII — первой половине XIX века
Введение
Братская дружба между всеми народами, входящими в состав Советского Союза,— одна из основ могущества советского государственного и общественного строя.
Отсюда понятно, как ответственна и важна задача глубокого изучения и правдивого освещения ряда проблем исторического развития народов нашей страны. К числу таких проблем относится социально-экономическая история адыгских народов в XVIII — XIX вв.
Кавказ с его природными богатствами и выгодным географическим положением на рубеже между Европой и Азией являлся в конце
XVIII и XIX в. ареной борьбы между Россией, Турцией и Англией. Кавказский вопрос был частью восточного вопроса, представлявшего тогда одну из актуальных проблем международной политики. Этим и объясняется, в частности, стремление европейской дипломатии вовлечь адыгов в военные конфликты, имевшие место в 20—50-х годах XIX в. на Ближнем и Среднем Востоке.
Отмеченная роль Кавказа в международных отношениях объясняет тот повышенный интерес различных общественных кругов России и западноевропейских стран к населявшим его племенам и народам, который вызывал постоянный поток наблюдателей, путешественников, журналистов, бытописателей, романистов, явных и тайных агентов заинтересованных в Кавказе держав, а также появление обширной литературы, накопившей большой фактический материал и оставившей немало ценных наблюдений.
Подлинно научный теоретический анализ и обобщение собранного конкретного историко-этнографического материала, относящегося к адыгским народам, остались в буржуазной науке нерешенными. И это прежде всего касается вопроса о характере общественных отношений.
Глубокое же изучение их имеет не только общенаучный исторический интерес, но, что особенно важно, позволяет подойти к правильному пониманию многих важнейших политических событий, происходивших на Западном Кавказе в XIX в. Одно это уже в достаточной степени говорит о необходимости и актуальности дальнейшей научной разработки вопросов, связанных с общественным устройством адыгов.
К сожалению, от самих адыгов до нас не дошло письменных источников ввиду отсутствия у них письменности, и изучение их общественного строя, трудное само по себе благодаря своеобразию их общественного развития, усложняется еще более этим обстоятельством. Обычное право адыгов сохранялось только в устной традиции и подверглось позднейшей литературной обработке в качестве материалов по обычному праву.
В силу этого исследователю, помимо использования записок путешественников и наблюдателей (русских и иностранных), записок и рассказов современников (адыгов на русской службе или же русских офицеров — участников Кавказской войны) и т.д., главным образом приходится обращаться к глубокому изучению многочисленных архивных материалов, которые единственно могут пролить свет на состояние этого вопроса.
Со времени образования Старой линии и поселения Черноморского казачьего войска на Кубани появляется ряд материалов и документов, позволяющих с достаточной отчетливостью представить этническую карту северо-западной части Кавказа, а также многие стороны и общественной жизни. К числу этих материалов относятся:
1. Обширная военно-административная переписка, содержащая сведения об отдельных народах, их общественном устройстве, хозяйстве и происходившей у них социальной борьбе.
2. Военно-топографические и этнографические описания Западного Кавказа.
В официальных рапортах и донесениях, докладных записках н отзывах, приказах и отношениях содержится большое количество данных, касающихся самых различных сторон жизни адыгов.
Настоящая работа написана на основании документов, хранящихся в государственном архиве Краснодарского края (ГАКК), Центральном государственном историческом архиве СССР (ЦГИА СССР) и некоторых других.
В данном исследовании освещаются вопросы, связанные с характеристикой уровня развития производительных сил и социальной структурой населения Западного Кавказа, а также и с ходом экономического проникновения России сюда начиная с момента переселения на Кубань Черноморского казачьего войска; политика России и Турции по отношению к различным общественным категориям ады-ских народов, военно-политические события, которые непосредственно предшествовали завоеванию Кавказа царизмом и которые рисуют сложную картину социальных и политических противоречий, развернувшихся у адыгов на последнем этапе борьбы за Кавказ между Россией, западноевропейскими державами и Турцией.
Особое внимание автор отводит вопросам внутренней социальной борьбы, протекавшей у адыгов в конце XVIII — первой половине XIX в. и ее отражению в области внешнеполитических событий.
Нужно решительно отказаться от недостаточно четкого и формального подхода, игнорирующего общественное расслоение адыгов и затушевывающего остроту социальных противоречий, связанных с феодализацией адыгейского общества. Эти противоречия создавали состояние непрерывных вооруженных столкновений между отдельными социальными группами адыгейского общества, переплетающихся с общими событиями в крае. В происходившей борьбе отдельные социальные группы занимали совершенно различные политические позиции по отношению к складывавшейся международной обстановке, и на них стремились влиять в своих интересах боровшиеся за Кавказ европейские державы и Турция.
Это обстоятельство выразилось не только в том, что дворянство и старшинская знать настойчиво втягивались ими в русло своей политики на Кавказе, но и в том, что свободный крестьянин (тфокотль) также явился объектом напряженного дипломатического внимания и воздействия правительственных кругов Турции, Англии и царской России.
Борьба между ними «за тфокотля» проходила красной нитью через ряд десятилетий Кавказской войны и принимала порой причудливый рисунок мероприятий, доходивших до провозглашения независимости тфокотлей от феодальных посягательств со стороны князей и дворян. Более того, даже несвободное население Северо-Западного Кавказа, рабы и крепостные (унауты и пшитли), тоже было втянуто в орбиту европейской политики и использовалось в сложной политической игре. В частности, царизм, наряду с методами открытой военно-колониальной экспансии, широко применял по отношению к указанным социальным группам населения и демагогию, не останавливаясь перед освобождением беглых рабов и крепостных и возведением части их «в казачье достоинство», в целях политического воздействия на их владельцев.
На основании архивных материалов и иностранных печатных источников можно проследить, каким воздействиям подвергались отдельные социальные группы населения со стороны иностранных правительств.
Изучение материалов, относящихся к экономическим и культурным связям русского населения Северо-Западного Кавказа с адыгами, позволило установить, что, несмотря на военно-колониальный режим царизма со всеми его отрицательными сторонами, здесь уже с конца XVIII в. стал развиваться оживленный торговый обмен, далеко выходивший за рамки официально признававшейся «меновой торговли».
Торговые сношения адыгов с русским населением серьезно препятствовали укреплению позиций Турции и стали предметом конкурентной борьбы, в которой приняла участие и английская торговая компания, основанная в Трапезунде. Английские правящие круги прекрасно понимали опасность экономического проникновения России на Кавказ и примириться с ним не могли, ибо это значило признать ее притязания на Кавказ.
В сложном переплетении военно-политических событий, разыгрывавшихся на Западном Кавказе, с моментами внутренней социальной борьбы, протекавшей у адыгов, отчетливо прослеживается стремление основной массы коренного населения к сближению с русским народом, прорывавшееся через все препоны колониальной политики царизма, интриги Турции и европейских держав. В основе этого явления лежало отмеченное Ф. Энгельсом, несмотря на колониальный характер политики русского самодержавия на Кавказе, общее цивилизующее влияние России «для Черного и Каспийского морей».
Н. Г. Чернышевский, полемизируя с английскими рецензентами, обрушившимися на книгу Гакстгаузена «Закавказье, очерки народов и племен между Черным и Каспийским морями», автор которой проводил мысль о положительном влиянии России на народы Кавказа, писал в № 7 «Современника» за 1854 г.: «Автор знаменитого путешествия, коротко узнав Россию, полюбил ее, и его «Закавказье» проникнуто симпатией к России и к русскому владычеству за Кавказом. Английские рецензенты, конечно, называют это если не пристрастием, то предубеждением. В самом деле, барон Гакстгаузен до того предубежден, что думает, будто бы, «поддерживая гражданский порядок в закавказских областях и цивилизуя их, русские пролагают путь цивилизации и в прилежащие азиатские страны». Сколько мы можем быть судьями в собственном деле, нам кажется, что эта истина довольно простая; если память нас не обманывает, в ней даже и не думали сомневаться до начала войны ни англичане, ни французы».
Постоянно общаясь с русским населением, адыги в свою очередь (оказывали влияние на его быт. Это выразилось в заимствовании казаками адыгского костюма (черкески, бурки, бешметы, папахи, ноговицы), а также предметов кавалерийского снаряжения и конской упряжи. Адыгские арбы широко вошли в быт станичного населения Черномории и использовались им в распутицу как главный вид транспорта.
Создание так называемой черноморской породы лошадей, получившей широкую известность на русских и иностранных рынках (во время франко-прусской войны 1870 г. вся прусская ар-артиллерия обслуживалась лошадьми этой породы), было связано со скрещиванием адыгской лошади с лошадьми, приведенными казаками из Запорожья.
Сообщение по р. Кубани производилось почти исключительно на лодках, изготовлявшихся адыгейскими мастерами, жившими в прикубанских шапсугских и бжедухских аулах. Эти мастера делали не только небольшие лодки, применявшиеся для переправы через реки и для рыбной ловли, но изготовляли и более крупные суда, поднимавшие по нескольку сотен пудов груза и совершавшие плавания по всему среднему и нижнему течению р. Кубани.
Высокий уровень адыгского садоводства оказал свое влияние на развитие садов в Черномории, где широко культивировались сорта адыгских яблонь, вишен и груш. Адыги охотно привозили саженцы плодовых деревьев на русские базары и ярмарки, продавая их по дешевой цене.
В области пчеловодства казаки, а затем и «иногородние промышленники» также почти целиком следовали приемам, применяемым адыгами в уходе за пчелами, а в 50-х годах XIX в. крупные пасеки, поставляющие мед в Ростов и Ставрополь, обслуживались исключительно трудом наемных адыгов.
Сближение адыгского населения с русским нашло свое выражение и еще в целом ряде моментов, отмеченных в настоящей работе.
Насколько велика была тяга народных масс к прекращению войны с Россией и установлению мирных отношений, можно судить по тому, что ни во время русско-турецкой войны 1828—1829 гг., ни во время Крымской войны 1853—1856 гг. зарубежной дипломатии так и не удалось поднять их на борьбу против России.
В особенности интересны события, развернувшиеся на Западном Кавказе во время Крымской войны. В критический момент борьбы враждебная России коалиция пустила в ход все имевшиеся в ее распоряжении средства для привлечения на свою сторону адыгов Ей удалось заручиться поддержкой части протурецки настроенной верхушки, но народные массы ей в этой поддержке решительно отказали. Даже предпринятый в конце февраля 1855 г. с целью вывести из состояния политической пассивности тфокотлей штурм Новороссийска союзной эскадрой не достиг желаемых результатов, и официальные документы лондонского адмиралтейства отражают глубокое разочарование по этому поводу английского командования (9, 100—102). Вопросам чисто военной истории в работе уделено сравнительно немного места, поскольку имеется достаточное количество трудов, подробнейшим образом освещающих внешнюю сторону Кавказской войны. Не ставя поэтому перед собой такой задачи, мы сосредоточили внимание в этой области лишь на тех событиях, которые дают некоторые новые данные относительно агрессивных планов иностранных держав на Кавказе.
|
|
"Что мы знаем друг о друге" - очерк о народах Кубани старинные карты: платные и бесплатные |
