ШТУРМУЮТ МОРСКИЕ ПЕХОТИНЦЫ

перейти к содержанию книги  :: перейти к содержанию раздела

Ф. В. МОНАСТЫРСКИЙ

бывший комиссар 83-й бригады морской пехоты Черноморского флота

Не пробившись к морю в августе 1942 года, гитлеровцы возобновили наступление на Туапсе в сентябре. И оно вновь провалилось. 14 октября немцы предприняли новую попытку одолеть защитников Черноморского побережья. На этот раз они наносили сходящийся удар от станции Навагинская и селения Гунайка и из района Фанагорийского на село Садовое.

Сюда, к Садовому, и перебрасывали нашу 83-ю бригаду морской пехоты. Мы с комбригом М. П. Кравченко получили приказ 17 октября днем и узнали, что в то утро противник уже захватил близкое к Садовому селение Шаумян, господствующую в этом районе высоту 614 — Кочканово и контролирует дорогу вдоль реки Псекупс— нашу основную коммуникацию. Бригаде приказано штурмом сбросить врага с этой высоты. Нам нельзя медлить ни минуты. Кравченко отдал распоряжение о подготовке подразделений к маршруту.

В тот же вечер во всех батальонах были проведены короткие беседы с бойцами. Я зашел в 114-й, когда там перед краснофлотцами выступал заместитель комбата по политчасти В. А. Илларионов. Его слушали с напряженным вниманием. Он говорил об опасности, вновь нависшей над Кавказом.

Моряки больше не могли скрыть своего возбуждения.

Многоголосый гул пронесся по рядам. Раздались выкрики: «Обожгутся!.. Не дадим!.. Растопчем гадов!»

— Да,—горячо сказал Илларионов,— я уверен, что враг снова получит отпор и будет разбит. Не подведем, друзья?

— Не подведем!—дружно выдохнули сотни голосов. Атака началась утром 24 октября после довольно крепкой артиллерийской подготовки и бомбового удара нашей авиации. Высоту около часа сотрясали взрывы. Когда начали штурм горы, ее продолжали обстреливать из орудий и минометов воины 395-й стрелковой дивизии. Они взаимодействовали с нами, не принимая непосредственного участия в схватке — вели огневой бой.

Морские пехотинцы двинулись к высоте с трех сторон и взяли ее «в подкову»: 305-й батальон с запада, 16-й с северо-запада. 114-й был вначале во втором эшелоне, лишь одну роту капитан-лейтенант А. И. Востриков в соответствии с тщательно продуманным планом боя послал для демонстративного наступления на юго-восточные скаты высоты. Она должна была отвлекать врага от главных направлений наших ударов.

Утро выдалось хмурое, туманное. Теперь это нас вполне устраивало. Атакующие были бы рады и дождю, ливню, буре, лишь бы это помогло укрыться от глаз противника и его авиации.

С большой тщательностью готовился к бою командир 305-го батальона капитан-лейтенант А. М. Шерман. Он выслал разведчиков, и те вернулись с языком. Потом Шерман рассказал мне, как полумертвый от страха гитлеровец, мешая немецкие слова с русскими, лепетал: «Рус гут!.. Гитлер капут...» Комбат, свободно владевший немецким языком, заверил пленного, что ему сохранят жизнь, и тот с готовностью ответил на вопросы о расположении и силах гитлеровцев. Данные совпадали со сведениями, добытыми нашей разведкой раньше.

Рубеж атаки батальон занял в темноте, а рано утром, пользуясь зарослями и туманом, скрытно продвинулся ближе к переднему краю. Команды передавались шепотом. Курить было запрещено, чтобы ничем не демаскировать себя. Западные скаты высоты, куда устремился батальон А. М. Шермана, были пологими, путь здесь не представлял особых трудностей. Моряки готовились к стремительному броску.

И вдруг тишину нарушил гулкий взрыв, за ним другой, послышались приглушенные стоны. Мины! Гитлеровцы захватили высоту именно здесь и на ее пологих западных скатах ожидали возможного появления наших войск. Они поспешили оградить свои позиции несколькими рядами минных полей.

Как только передние бойцы нарвались на мины, обстановка на участке атаки Шермана, естественно, сразу резко изменилась. Батальон не только понес потери, но и обнаружил себя. Взрыв мин послужил для немцев сигналом, и они немедленно открыли бешеный огонь по наступающим. Подступы к высоте, особенно в районах минных полей, были, конечно, заранее пристреляны.

Моряки залегли. Теперь им предстояло решать две трудные и смертельно опасные задачи: преодолеть и минные заграждения, и шквальный огонь. Щупов, с помощью которых саперы быстро обнаруживают мины, у нас тогда не было. Рота, напоровшаяся на минное поле, просто свернула в сторону и залегла; разведчики, высланные вперед, ползли и осматривали землю, угадывая лишь по трудно уловимым внешним признакам, где могут быть мины и где можно двигаться смелее.

Учитывая особенности обстановки, Шерман приказал всем ротам разбиться на отдельные группы по четыре-пять человек. Во главе каждой из них поставили коммуниста или комсомольца. Так, рассредоточившись в зарослях, проявляя инициативу, мелкие группы моряков медленно, но упорно продвигались вперед. Однако вражеский огонь становился все сильнее. Моряки вновь залегли. Несмотря на бессонную ночь и усталость, все окопались, чтобы надежно закрепиться на достигнутом рубеже.

Наступавшие на юго-восточные скаты высоты востриковцы тоже были встречены сильным огнем и завязали упорную перестрелку с врагом. А тем временем 16-й батальон под командованием майора Д. В Красникова осуществлял наш главный замысел. Я пошел с этим батальоном.

Мы отправились в путь ночью. Двигались узкими тропами сквозь густой лес, заваленный буреломом, форсировали реку Псекупс южнее Кочканово. Здесь поневоле замедлили шаг, увидев то, что осталось от него. Перед нами обгорелые столбы, валяются на дороге головешки. Фашистские варвары до основания разрушили и сожгли селение. Уцелевшие жители ушли отсюда в горы.

С северо-востока, где засел враг, над рекой нависала крутая обрывистая горная гряда. Шли, прижимаясь к этой стене, под прикрытием густого хвойного леса. Слева шумела быстрая горная речка, и ее рокот тоже помогал нам, скрадывая звуки шагов,

Впрочем, Красников не полагался полностью ни на горы, ни на речку. Он вспыхивал от каждого неосторожного стука, сразу же выявлял виновника и делал короткое, но выразительное предупреждение командиру подразделения. Мы с комбатом шли вместе. По мере приближения колонны к цели двигались все более осторожно.

На рассвете зашли во фланг и тыл противника и прямо с марша, без отдыха, начали взбираться на крутую скалистую гору. Подъем был исключительно труден. Иногда крутизна достигала 50 градусов, и бойцы буквально карабкались вверх, цепляясь за выступы скал, скользя и срываясь. Случалось, из-под ног осыпались камни и с шумом катились вниз, тогда все замирали, боясь выдать себя.

На вершине горы, у отколовшейся глыбы, временами маячили фигуры двух гитлеровцев-наблюдателей. Они скрывались, когда вблизи рвались снаряды нашей артиллерии, потом высовывались вновь. Мы подметили, что наблюдатели следили больше за северными скатами высоты. Отсюда гитлеровцы, видимо, совсем не ожидали опасности. От нас теперь требовалось только не обнаружить себя преждевременно.

Мы с Красниковым нашли удобный наблюдательный пункт на выступе скалы и укрылись тут среди каменных глыб. Отсюда видно было, как впереди батальона в маскировочных халатах и плащ-палатках, прячась в расщелинах и впадинах, упорно взбираются вверх разведчики взвода лейтенанта Николая Окунева. За ними, также припадая к скалам, двигались роты Дмитрия Мартынова и Михаила Криворучко. Дальше, развернувшись цепями, поднимались на гору автоматчики и пулеметная рота. Я посматривал на Красникова. Он, обычно спокойный и хладнокровный, теперь был весь в напряжении, не отрываясь следил за движением своих воинов и фашистских наблюдателей. Те пока что не замечали ничего подозрительного, но это могло измениться в каждую минуту — шутка ли, целый батальон ползет по крутогору прямо у них под носом. И комбат не успокаивался ни на минуту, молча, вытянувшись за камнем, смотрел и смотрел вперед. Я тоже был настроен тревожно, смотрел на горный склон, усеянный бойцами, с неотступной думой: «Скорее, скорее и осторожнее, дорогие!»

И вот уже остались последние метры. Передовые бойцы подползают вплотную к камню, возле которого сидят, мирно беседуя, фашистские наблюдатели. Красников на мгновение обернулся ко мне, необычайно взволнованный, просветлевший и выдохнул с хрипотцой: «Ну, теперь все!» В тот же миг автоматчики взвода Окунева, дюжие краснофлотцы Журкин, Науменко и Сидоров, бросились на гитлеровцев. Фашистский дозор был снят без звука. Красников передал сигнал всем ротам, и моряки, напрягая, силы, устремились к вершине горы.

На северную оконечность гребня высоты вышли роты Мартынова и Криворучко. Только теперь враг заметил их и не сразу пришел в себя. Фашисты, никак не ожидавшие нападения отсюда, вначале ошалели и заметались. Потом они залегли среди скал и открыли огонь.

Упал, сраженный насмерть, краснофлотец комсомолец Сидоров, в числе первых смельчаков ворвавшийся на высоту. Завязалась кровопролитная схватка. Но наши моряки неудержимо приближались к вражеским позициям. Бежали, стреляя на ходу и швыряя гранаты. Неумолчно трещали автоматы, гремели разрывы, и разносился по высоте мощный, нарастающий клич: «За Родину! Ура! Полундра! Бей фашистское отродье!»

Внезапный удар батальона Красникова в тыл и фланг гитлеровцев привел их в страшное замешательство. До сих пор они все внимание и все огневые средства направляли против наших подразделений, наступавших с запада и юго-востока. Теперь пришлось отвлекать силу оттуда, налаживать круговую оборону.

Батальон Шермана не упустил этого момента и усилил свой натиск. В лихую атаку ринулись роты В. В. Ржеусского и Николая Бутвина. Они сломили сопротивление врага и заняли важные рубежи. На юго-восточных скатах высоты решительно ринулась вперед и стала теснить врага рота автоматчиков 144-го батальона.

61

Район обороны гитлеровцев был, однако, довольно обширен, из глубины его быстро подтягивались свежие силы. Тут дрались вымуштрованные фашисты. Они поднимались в рост и стеной, поливая все впереди автоматным огнем, шли в контратаки. Наши моряки, однако, держались упорно: косили гитлеровцев пулеметным и автоматным огнем, забрасывали гранатами и при первой возможности бросались в рукопашную. Штыковых атак гитлеровцы не выдерживали, особенно когда сталкивались с бойцами батальона Красникова.

«Сборная флота» — так мы в шутку называли 16-й батальон, командиром которого был заслуженный мастер спорта Д. В. Красников, а бойцами многие выдающиеся спортсмены флота, в этом бою еще раз блестяще показала, что значит крепкая физическая и моральная сила настоящих воинов-богатырей. Они вступали в бой сразу после длительного и труднейшего марша, после штурма крутых скал, потребовавшего огромного физического напряжения. И вот, словно не зная, что такое усталость, неудержимо и бесстрашно рвутся все вперед и вперед на врага, навстречу огню.

Геройски сражался в этом батальоне командир взвода коммунист лейтенант Е. Г. Лариков. Он захватил выгодную для нас позицию на фланге высоты, к сюда несколько раз бросали в контратаку фашисты отряды автоматчиков. Моряки взвода Ларикова не отступали ни на шаг. Они встречали врага дружным прицельным огнем, потом действовали гранатой, штыком, прикладом. Сам командир взвода первым бросался на врага и крепко дрался, когда дело доходило до рукопашной. Взвод не только отстоял важную позицию, но и неуклонно продвигался вперед. На всех участках разгоревшейся схватки инициативу упорно удерживали за собой моряки — неутомимые и отчаянно храбрые, верные своей клятве во что бы то ни стало разбить врага.

Когда в момент вражеской контратаки у краснофлотца Н. Кустова кончились патроны, он стремительно ринулся вперед с гранатами в обеих руках. Швырнув гранаты в приближавшихся и не ожидавших такой дерзости гитлеровцев, внес замешательство в их ряды. В ту же минуту, как по сигналу, поднялись и бросились на врага другие краснофлотцы. Контратаку гитлеровцев отбили.

Краснофлотец Г. Ординат; тоже первым поднявшийся на контратакующих фашистов, был тяжело ранен, но не уходил с поля боя.

— Пока есть патроны, гранаты и хоть сколько-нибудь сил, буду бить гадов... Вон, опять ползут! — проговорил он, увидев, как гитлеровцы приближаются с другой стороны.

Пример доблестного бойца сплотил весь взвод. Разве могли теперь его товарищи хоть на шаг отойти от этого рубежа? Обстановка на участке была очень острая, фашисты контратаковали яростно и большими силами, но все контратаки были отбиты. Г. Ординат дал санитарам унести себя в тыл лишь тогда, когда взвод пошел дальше вперед.

В тылу одного фашистского подразделения вдруг раздался зычный возглас:

— Ура! За мной, друзья! Капут фашистам!

И в гитлеровцев полетели гранаты, их стала косить с тыла автоматная очередь. Это наш смельчак краснофлотец Иван Соколов пробрался туда. Воспользовавшись замешательством врага, наше наступающее подразделение быстро продвинулось вперед и заняло важный рубеж. Герой Иван Соколов в этом бою пал смертью храбрых, но гитлеровцы дорого заплатили за эту смерть.

Узнал я в этот день и о своем знакомом, славном снайпере Григории Менагаришвили. Не отстал старшина от молодых. В числе первых бойцов 16-го батальона он забрался на высоту, выбрал на одной из скал удобную позицию и отсюда в моменты вражеских контратак убил восемнадцать фашистских солдат и офицеров.

Жаркий бой на высоте Кочканово длился почти полсуток. Фашисты не устояли и, оставив на вершине и скатах горы около двухсот трупов, отошли в северовосточном направлении. В 15 часов 21 минуту мы полностью овладели высотой.

Денек выдался замечательный во всех отношениях. В безоблачном небе ярко сияло солнце. Воины, смертельно уставшие, но торжествующие, с наслаждением растягивались на сухой траве. Они победили.

Этот бой я считаю выдающимся — исключительно четко и быстро, с железной последовательностью был осуществлен умный замысел командира. Морские пехотинцы вновь показали столь высокий класс воинского искусства. Они действовали по-суворовски, обеспечив и внезапность, и быстроту, и сокрушительный натиск. Блестяще осуществили обходный маневр — самый трудный маневр, чтобы напасть на врага там, где он этого не ждал. Проявили выносливость, стойкость, бесстрашие.

После боя за Кочканово мы все от души поздравили комбрига Кравченко. Это он столь удачно оценил обстановку, местность, соотношение сил и задумал обойти врага с фланга и тыла, по крутым скалам. Очень удачно расставил комбриг силы, верно выбрал исполнителя своего главного замысла — испытанный 16-й батальон.

Максим Павлович и сам не скрывал гордости. Отвечая на поздравления, говорил с довольной усмешкой:

— Пусть знают наших!

С честью справились с трудной и славной боевой задачей закаленные и отважные моряки батальона Красникова. Недаром вскоре во фронтовой газете появилось еще одно стихотворение, посвященное «сборной флота». Поэт В. Ардов написал:

В горах укрепилась морская пехота.

Хоть немцам ее передвинуть охота,

Наш Красников сроду не двинет назад.

На якоре прочно стоит весь отряд.

Команду одну лишь моряк признает:

«Полный вперед!»

Вечером мне удалось побывать в 144-м батальоне, подтянувшемся на позиции, захваченные днем автоматчиками роты А. Г. Пилипенко. Эта рота, которой в общем замысле сражения была отведена подсобная роль — лишь демонстрировать наступление с юго-востока, действовала несколько на отшибе, и мне в течение дня почти ничего не довелось узнать о ней. А когда пришел туда и послушал, что происходило на «второстепенных» юго-восточных скатах, то невольно подумал: востриковцы всюду верны себе.

Автоматчики 144-го блестяще выполнили свою основную задачу — развернулись длинной цепью, так внушительно и шумно продемонстрировали наступление, что сковали на юго-восточных скатах большие силы гитлеровцев. Но это было только начало. Как только рота получила сигнал о начале внезапной атаки 16-го и заметила, как растревоженные фашистские подразделения начинают поворачиваться на северо-запад, лейтенант Пилипенко поднял краснофлотцев на стремительный штурм вражеских позиций.

Встретив Андрея Пилипенко, я попросил его рассказать об этом.

На мои расспросы Пилипенко отвечал со спокойной улыбкой:

— Что же, дело обычное. Когда 16-й их там оглушил и стал отвлекать силы на себя, нам, как говорится, сам бог велел не зевать. Действовали, как подсказывала логика боя.

Пилипенко указал на высокого, статного красноармейца, которого я примечал здесь и раньше. Он был одет в морскую форму, но на голове носил не бескозырку, а лихо сдвинутую на ухо, неведомо где добытую синюю летную пилотку.

— Ванюша Ромашкин,— представил его командир роты.— Этот никогда страха не знает, всегда рвется вперед. Сегодня влетел в окоп и молотил фашистов по башкам диском от автоматов. А сам неуязвим — ловкий, быстрый...

Однако ликовать и успокаиваться нам было, конечно, еще слишком рано. Фашисты не могли примириться с потерей такой выгодной ключевой позиции, как высота Кочканово. Нечего было сомневаться в том, что они будут пытаться любой ценой вернуть ее.

Раненый зверь приходит в крайнюю ярость. Рассвирепели и побитые нами фашисты. Сброшенные с высоты Кочканово, они сразу обрушили на нее шквал артиллерийского и минометного огня, принялись разрушать наши позиции методическими бомбардировками с воздуха. Теперь уже яркое солнце не радовало нас, хорошая погода помогала стервятникам.

Морские пехотинцы глубоко зарылись в землю, укрепляли блиндажи. Удержать позиции помогали теперь лопата и топор. Но гитлеровцы нацеливались на самое уязвимое место — дороги. Их не зароешь в землю и без них не обойтись войску. Самой острой проблемой у нас стала связь с тылом, доставка в район обороны боезапаса и продовольствия. Наши коммуникации фашисты держали под постоянным наблюдением и обстрелом. Замысел их был ясен — взять защитников высоты измором.

Нам оставалось только ухищряться и довольствоваться тем, что удавалось в неимоверно трудных условиях доставлять на высоту. Чтобы сохранить походные кухни, нам пришлось укрыть их в лесистой низине за горой. Тут коки готовили пищу и подвозили ее лесом к подножию высоты. Доставлять обед на позицию приходилось ползком, это поручалось краснофлотцам, выделяемым каждой ротой. Они пробирались по расщелинам и зарослям, постоянно прижимаясь к земле. Нечего было и думать таким путем поднести на высоту горячий суп. Коки варили только густую пшенную или рисовую кашу. Ее из котлов перекладывали в совсем, казалось, неподходящую «посуду» — полевые вещевые мешки. Бойцы, взвалив этот теплый груз на плечи, с величайшими предосторожностями карабкались вверх, ползли по-пластунски. Таким же способом доставлялся на позиции и боезапас. Ящики с патронами, минами и гранатами тянули по неровным скатам горы волоком.

С наступлением темноты бой утихал. Батальоны приводили в порядок свои подразделения. Ночью эвакуировали в тыл раненых, тыловики доставляли боезапас и продовольствие.

Надо сказать, что морские пехотинцы, не унывающие ни при каких обстоятельствах, в первую же ночь, проведенную на осажденной врагом высоте, не только отдохнули после трудного боя, но и провели оборонительные работы. На восточных и северо-восточных скатах высоты вдоль опушки леса вырыли окопы, щели, построили блиндажи с амбразурами. Там, где лопата упиралась в скалы, устроили высокие брустверы из камней, предохранявшие бойцов не только от огня стрелкового оружия, но и от осколков снарядов и мин. Наши моряки научились воевать и на суше...

Следующее утро было солнечным, и опять все началось с вражеского бомбового и артиллерийского удара. А вслед затем, как мы и ожидали, лавина гитлеровцев полезла на высоту. Мы, готовые к этому, встречали их дружным огнем. Батальоны упорно отбивали атаку за атакой, склоны горы вскоре были усеяны вражескими трупами, но гитлеровцы не останавливались перед жертвами, не жалели людей — и снова поднимались на штурм.

Я был в боевых порядках и видел, как разгорается кровопролитнейший бой. Сражение длилось три дня. Моряки не только твердо держали свои рубежи, но и часто переходили в контратаки, демонстрируя стойкость, храбрость, презрение к смерти, верность клятве, которую они дали Родине.

Все попытки гитлеровцев были тщетны. Казалось, хватит уже, должны же они наконец тоже устать. Но передышки не наступило. У гитлеровцев возник замысел, полный коварства. Они открыли по лесу, укрывшему морских пехотинцев, сильный артиллерийский огонь зажигательными снарядами. Термитные снаряды быстро воспламенили все вокруг. Горели сухие листья, кусты, валежник, пни, высохшие деревья. Высоту заволокло дымом.

Теперь воинам предстояло выдержать два огня: непрекращавшийся вражеский обстрел из всех видов оружия и лесной пожар. Последний был пострашнее пушек и пулеметов. Языки пламени подступали к позициям, горький дым разъедал глаза. А они должны были оставаться зоркими, руки должны были не терять силы. Враг возобновил свои атаки.

Фашистские автоматчики с наглыми выкриками шли на приступ. Гитлеровцы шагали уверенно, видимо, предвкушая расправу с измученными и обессиленными защитниками высоты. Но не тут-то было. Морские пехотинцы упорно сражались в огне и в дыму, не уступая врагу ни одного рубежа.

Превосходный пример всем показал старшина второй статьи Владимир Зроховский. Пока рота отбивала огнем фашистов, двигавшихся в психическую атаку, Зроховский возглавил группу бойцов, прорвался слева сквозь пламя лесного пожара во фланг атакующим и привел их в полное замешательство внезапным налетом. Враг побежал назад. Зроховский с товарищами прорвался дальше и захватил вражескую минометную батарею.

На моих глазах отбивали атаку за атакой воины 16-го батальона. Отбросив врага, они принимались тушить бушующий вокруг лесной пожар. Глушили огонь плащ-палатками, бушлатами и шинелями, разбрасывали тлеющие листья и засыпали их пригоршнями песка, рыли канавы, чтобы предотвратить распространение огня. Как только дым чуть рассеивался, бойцы снова по-хозяйски занимали свои позиции, полные решимости не отступать ни на шаг.

На одном из холмов, поросших кустарником и молодым сосняком, заняли позицию пулеметчики. Царев, Белов и Быков. Задыхаясь от дыма, они приникли к оружию, и как только сквозь серую пелену проступали силуэты гитлеровцев, открывали огонь из пулемета и автоматов. Несмотря ни на что, вели дружный, прицельный и меткий огонь. У гитлеровцев, видимо, создавалось впечатление, что перед ними солидное подразделение, и атаки захлебывались. Так тройка упорных отбила девять фашистских атак. Когда вражеские пули сразили Царева и Быкова, оставшийся в одиночестве Белов продолжал, не оставляя позиции, вести огонь по наступающему врагу. Наконец и Белов был ранен. Умолк пулемет на холме. Подоспевшая сюда медсестра Фаина Трубина застала Белова лежащим возле пулемета без сознания. Правая рука его была в крови, а в левой воин, не собиравшийся сдаваться, сжимал гранату. Фаина быстро сделала раненому перевязку, а затем бросилась к пулемету, и вновь он ожил. Девушка косила приближавшихся немцев хлесткими очередями и заставила залечь. Подоспевшая сюда группа наших автоматчиков воспользовалась этим и ринулась в атаку.

Как и во всех прежних боях, умело и напористо дралась рота старшего лейтенанта П. К- Яброва. С наблюдательного пункта, устроившись рядом с Ябровым, следил за ходом боя и я. В разгар сражения появился секретарь комсомольского бюро батальона Григорий Гутник. Он пришел весь закопченный, измазанный сажей и, прежде всего, рассмешил бойцов какой-то шуткой. Приободрившись, воины усилили огонь по неприятелю. Не захотел оставаться пассивным и комсомольский вожак. Он разглядел поблизости овражек, ведущий в сторону немцев, и решил воспользоваться им для дерзкого маневра. Гутник вместе с заместителем политрука Бабеновым, краснофлотцами Астаховым, Семяхиным, Шакировым и Гараниным проползли овражком вперед и укрылись в нем. Отсюда они внезапно открыли оружейный, автоматный и пулеметный огонь по атакующим фашистам. Те залегли. Вскоре две группы гитлеровцев осадили засевших моряков, но те отбивались упорно и, не подпуская врага близко, в то же время сковывали его и мешали атаковать основную позицию роты.

Бой продолжался не затихая. Охваченную огнем гору сотрясали взрывы, оглушала неумолчная стрельба. Миновало обеденное время. Бойцы не замечали ни усталости, ни голода,-хотели только пить и просили патронов, гранат. Боезапас и свежая вода — вот что в этом аду больше всего ободряло воинов. И в каждом подразделении были свои «заготовители». Незаурядной сноровкой и храбростью отличился в 16-м батальоне краснофлотец Панченко, весь день неустанно сновавший к подножию горы и вверх. Сквозь огонь, дым он тащил к позиции патроны, гранаты, студеную ключевую воду. Когда Панченко ранило, его заменил краснофлотец Горелов, и он старался действовать не хуже товарища.

Опасения у нас вызывал юго-запад высоты Кочканово, участок наименее укрепленный и отдаленный от наших главных сил.

Здесь отражала напор фашистов горстка бойцов 305-го батальона. Возглавил ее старшина первой статьи коммунист Семен Савотченко, тот самый агитатор, который недавно рассказывал о севастопольцах. С ними были краснофлотцы Дмитрий Назаренко, Семен Ткаченко и Василий Долбня, только что принятый по рекомендации Савотченко в партию. В распоряжении этой четверки был пулемет, автоматы, гранаты. Группа Савотченко, укрывшись в зарослях южного леса, не только упорно отгоняла врага от своей позиции, но и косила губительным фланговым огнем гитлеровцев, пытавшихся атаковать роту Ржеусского. Обозленные фашисты стали осаждать позицию Савотченко. Она оказалась отрезанной от роты полосой горевшего леса, и оттуда лишь иногда доносились хриплые возгласы Савотченко:

— Огонь по сволочам!.. Полундра!.. Бей гадов насмерть!..

Весь день там снова и снова раздавались пулеметные и автоматные очереди, взрывы гранат. Четверка храбрецов отбивала вражеские атаки, отвлекая на себя значительные силы гитлеровцев.

Командир роты старался поддержать Савотченко, направляя на тот участок огонь ротных минометов и пулеметов.

А поздно вечером, когда утих бой, санитары обнаружили в лесу обгорелые трупы четырех героев. В них узнали Семена Ивановича Савотченко, Василия Сергеевича Долбню, Дмитрия Павловича Назаренко, Семена Ефимовича Ткаченко. У Долбни нашли измазанный листок, исцарапанный карандашом. Из слов, которые удалось разобрать, мы узнали подробности подвига доблестной четверки. Савотченко с товарищами отбил за день одиннадцать атак. Когда враг откатывался, бойцы бросались тушить наседавший на них лесной пожар, потом снова занимали свои позиции, решив держаться тут до конца. Когда рядом разорвалась вражеская мина и насмерть сразила троих, оставшийся в живых Долбня продолжал вести по врагу огонь из автомата. Он был ранен в обе ноги и не мог больше передвигаться, но фашистам не сдался. Последнюю атаку герой отбил, вышвырнув в гущу наседавших врагов одну за другой все гранаты, оставшиеся у него и у убитых товарищей. Погиб Долбня не от руки врага, а от пламени лесного пожара, бороться с которым был уже не в силах...

Вокруг позиции четверки героев мы насчитали сорок трупов гитлеровцев. Узнали головорезы, как дерутся черноморцы. Посмертно они награждены орденом Красного Знамени.

...И вот — уснула опаленная гора. Затих и пожар, только кое-где еще вспыхивали огненные языки, тлели листья и пни. В темноте мы разыскивали друг друга. Не зная еще всех жертв, я с волнением обходил подразделения и радовался каждому знакомому лицу.

Снова встретившись с командиром роты Ябровым, мы присели на мшистый холм под сосной. Рядом раздался веселый голос Гриши Гутника. Подойдя, он радушно приветствовал меня и достал из кармана папиросы.

— Теперь, товарищ полковой комиссар, можно и покурить всласть, правда? Кстати, и спичек не нужно, огонек готовый... Разрешите курить?

Я кивнул. Он нагнулся "и прикурил от дымившегося пня.

Ябров с симпатией смотрел на Гутника и, вспомнив о его недавней дерзкой вылазке к логову врага, тепло сказал:

— Наш комсорг —воин что надо: с задором и выдумкой. В горно-лесистой местности почувствовал себя как рыба в воде. Даешь, говорит, маневр! И дал немцам жару из этого овражка... В общем, комсомольцам нашим есть с кого брать пример.

Разговор прервал посыльный, сообщивший, что вторая рота хоронит Савотченко, Долбню, Назаренко, Ткаченко.

В похоронах героев участвовали посланцы всех подразделений батальона. В суровой торжественности выстроились воины на поляне среди темного леса. Лиц в сумерках не видно. В гнетущей тишине глухо шуршали лопаты, сыпались комья земли в широкую, братскую могилу.

Над свежим холмом отдали последнюю честь погибшим: прозвучал, раскатившись эхом в горах, салют из автоматов. Поставили у края могилы грубо сколоченный солдатский памятник.

Тихо, дрогнувшим от волнения голосом произносил прощальную речь комбат Шерман.

— Это не все, что осталось от вас, беззаветные герои, друзья наши! Гордая память о вас и вашем прекрасном подвиге будет жить в сердцах ваших однополчан, в сердцах ваших родных и близких. Родина прославит ваши имена. Тысячи новых героев пойдут на врага, чтобы отомстить за вас и отстоять жизнь, свободу, счастье народа!

Потом мы, потрясенные пережитым, молча шли с Шерманом по лесной тропе. Острый запах гари напоминал о недавнем бое. А на одной из полян бойцы тушили огонь. Я увидел старшину первой статьи В. Н. Манилкина.

— Дорого досталась нам эта гора... Тут пролили кровь два моих лучших друга. В первый день наступления тяжело был ранен Виктор Шиманов. Сегодня погиб Толя Озеров. Он первый бросился в контратаку и всех нас поднял. Мы фашистов буквально смяли. Захватили пулемет, два миномета, двух лошадей с вьюками... А Толю Озерова прошила автоматная очередь...

У меня снова защемило сердце. Знаю, как люта скорбь сурового воина, потерявшего друга. Обнял моряка за плечи, сказал:

— Мужайся, Манилкин. Освободим родину, тогда скажем: недаром погибли друзья наши, недаром мы проливали кровь и смотрели в лицо смерти.

Манилкин помог мне найти командира роты Бутвина. Вместе с ним мы обошли взводы, расчищавшие от горелой трухи места для ночлега. Действовали все молча. Люди с высоким мужеством перенесли потрясения минувшего дня, но говорить о них никому не хотелось.

В одном из взводов мы встретились с инструктором политотдела политруком Григорием Цвилием. Он беседовал с краснофлотцами. Знакомил их с общей обстановкой на нашем участке фронта, говорил о роли нашей бригады, с честью выполняющей свою боевую задачу, о массовом героизме морских пехотинцев.

Узнав, что я был во время боев за Кочканово в 16-м батальоне, краснофлотцы попросили рассказать, как дрались там ребята. Исполнив их просьбу, я поделился своими впечатлениями о самых острых моментах боя и заключил:

— Знаете, что я скажу теперь любому? После того как мы устояли сегодня, в пламени и дыму, под натиском остервеневших фашистских полчищ, нам уже ничего не страшно. Морские пехотинцы преодолеют все и будут побеждать всюду. Надеюсь, что и вы думаете так же.

— Да, верно! — ответили десятки голосов.

— А вот как настроены наши,— сказал заместитель по политчасти командир 16-го батальона политрук Д. Пономарев и извлек из сумки свернутый боевой листок, выпущенный батальонной редколлегией при активном участии комсорга Гутника.

Ничто не помешало политработникам и активистам делать свое дело тщательно и любовно. Боевой листок под названием «Рында» был красочно оформлен цветными карандашами. Шапкой служил четко написанный призыв ЦК ВКП(б) к 25-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Боевой листок рассказывал о воинах, отличившихся в боях на высоте Кочканово и представленных к правительственным наградам. Он призывал всех воинов следовать примеру отважных, учиться у них, крепче бить ненавистного врага.

Прошли годы. Уже и внуки тех, кто вернулся с фронтов Великой Отечественной, выросли и вступили в самостоятельную жизнь. И хотя немало испытаний выпало на долю морских пехотинцев в последующих кровопролитных боях на Малой земле, в дни стремительного штурма Новороссийска, во время прорыва сильно укрепленной фашистами «Голубой линии» на Таманском полуострове, но жаркие схватки с врагом на высоте Кочканово под Туапсе навечно врезались в память как одна из ярких страниц в борьбе за освобождение Кубани от гитлеровских захватчиков.

Карта РККА, 1км, квадрат L37

Верстовки Кубани

Карта Ейского района. Сотни хуторов.

Навигатор Megellan Triton 400