НАВЕЧНО В ПАМЯТИ
перейти к содержанию книги :: перейти к содержанию раздела
П. Я. СЕРГЕЕВ
бывший артиллерийский техник
902-го артполка
353-й стрелковой дивизии
Наш дивизион 902-го артиллерийского полка 353-й стрелковой дивизии после длительного марша сосредоточился под Туапсе.
Солдаты отдыхали, а командование тем временем изучало район сосредоточения. Солнце, клонившееся к закату, коснулось вершины горы и перебралось на кроны столетних дубов. Из ущелья тянуло сыростью. Осень 1942 года уже уверенно хозяйничала на земле.
За дорогой — бесконечный простор моря, незаметно сливающегося с темнеющим небом. Два краснозвездных истребителя промелькнули над горой и в одно мгновение
ушли куда-то на запад. В вечерней синеве на северо-востоке — багряное зарево от орудийных залпов. Вздыбленная разрывами снарядов, стонала и гудела родная земля.
Хорошо замаскированная у горной речки, дымилась походная кухня. От приоткрытых ее котлов тянулся аппетитный запах пшенной каши. Наш командир капитан Зимин вернулся в дивизион штаба полка около полуночи. У одного из блиндажей встретил военфельдшера Качанова.
-
Что не спишь?
-
Так,— неопределенно вздохнул Качанов.
-
Где Бабенко?
-
Комиссар весь вечер проводил собрания в батареях. Возможно, уже вернулся.
В штабной палатке горел тусклый огонек. Зимин сразу увидел комиссара, который разговаривал с начальником штаба Дмитрием Рожковым. Бойцы, находившиеся в палатке, также не спали. Где-то недалеко ухал филин. Командир отделения разведки старший сержант Александр Чехии задумчиво промолвил:
— Наверное, к себе совушку зазывает... Разведчик Иваненко улыбнулся:
— Вот и я в станице свою также вызывал. Иногда, бывало, поздно приедешь из степи, а девушку повидать хочется. Подойдешь к ее хате и давай, как филин, гукать. Она знала этот условный сигнал... Смотришь, минут через пять придет, прижмется ко мне да и скажет: «Ты, Никола, совсем как филин...»
— Ты ужинал, капитан? — спросил Бабенко.— Ясно, что не ужинал! Ну-ка, Иваненко, живо достань командиру ужин. Одна нога здесь, другая там.
Поев, Зимин с удовольствием потянулся.
— Сейчас поспать бы,— проговорил он и присел на табурет поближе к столу.
— Что-нибудь важное на совещании было? — осторожно спросил капитана начальник штаба. Знал, что командир не любит лишних расспросов.
— Нам дано боевое задание: обеспечить огоньком атаку 1145-го стрелкового полка подполковника Петрапольского. Полк будет брать вот эту высоту.— Он показал карандашом точку на карте — Хребтовая — и внимательно обвел взглядом присутствующих. Бабенко вдруг усмехнулся. — Чего ты? — удивленно спросил его Зимин.
— Да так. Вспомнил стихи о твоих черных бровях, капитан, которые так красочно описал наш арттехник Сергеев. Не дают эти брови покоя девчатам из санбата...
Зимин смутился. Речь, конечно, шла о письме из санбата, где капитан находился после ранения. Вернее, не о письме, а о стихах девушки, посвященных бравому капитану.
— Когда ты уже забудешь об этом? — Друзья неожиданно рассмеялись...
— А вот такие стихи слышал? — продолжал Бабенко.— Они нам сейчас нужнее, капитан:
Я клянусь, не ворвется
Враг в траншею мою,
А погибнуть придется,
Так погибну в бою.
Чтоб глядели с любовью
Через тысячу лет
На окрашенный кровью
Мой партийный билет!..
— Да! Сильные слова. А кому они посвящены, кто их автор?
— Автора я не знаю. Эти стихи были в партбилете двадцатилетнего комиссара одного из батальонов Героя Советского Союза Геннадия Потемкина. Они, пробитые пулей, найдены после его гибели и касаются нас с тобой, капитан! Потому что мы, коммунисты, всегда в бою должны быть первыми, стоять насмерть и ни шагу назад!..
Зазвенел телефон. Петрапольский вызывал командира артдивизиона на срочное оперативное совещание.
— Кочула! Быстрей коня! — приказал ординарцу Зимин.
Я познакомился с Алексеем Андреевичем Зиминым в июле 1941 года в казармах города Новороссийска, где проходило формирование нашего 902-го артиллерийского полка. Это был стройный, подтянутый лейтенант, атлетического сложения, круглолицый, с открытым взором темно-карих глаз. Он был назначен на должность командира 1-й батареи 1-го дивизиона. Позже я узнал, что А А. Зимин родился в 1911 году в городе Морозовске Ростовской области в семье рабочего. В 1937 году окончил Орджоникидзевское высшее командное военное училище и был направлен в Махачкалинский горвоенкомат на должность офицера моботдела, а в июле 1941 года прибыл в новороссийский 902-й артполк,
..Конь шел узкой горной тропой. У поворота тропы из кустов вышел автоматчик,
— Стой! Пароль? — негромко спросил он.
— «Ствол»!—ответил Зимин.
Автоматчик молча отступил в густую тень кустов. Капитан свернул к блиндажу комполка. Предстояло уточнить, как наш полк будет решать общую задачу во взаимодействии с соседями...
Петрапольский подошел к столу, наклонился над картой.
— Вот здесь в 4.00 сосредоточится 1-й батальон. Он будет двигаться в восточном направлении к высоте Хребтовой. Прикрытие артогнем обеспечивает капитан Зимин. 2-й батальон двигается в западном направлении по ущелью и атакует высоту 134. Прикрытие его артогнем обеспечивает капитан Николюк.
— Хребтовая — это только частная задача,— продолжал комполка.—Главная цель нашего наступления — гора Лысая. Сразу же после взятия Хребтовой и высоты 134 артиллерия перенесет свой огонь на Лысую. Пусть запомнят артиллеристы: чем больше они подбросят огонька, тем меньше людей потеряет наша пехота. Сигнал для открытия огня — серия красных ракет.
...Через час наши пушки были подтянуты на новые огневые позиции. Артиллеристы с напряжением ожидали сигнала начала боя.
В предрассветной тишине кто-то негромко читал стихи:
До боли плечи надрывая,
Мы пушку катим — пять шагов!
Вперед, подруга нарезная!
Уничтожать идем врагов!
Не пропадешь, «стальная», с нами.
Зовет нас гнев, ведет нас месть.
Мы подтолкнем тебя сердцами,
А что сильнее сердца есть?..
— Братцы! Это же про нас! — вполголоса проговорил разведчик Александр Чехии.— Переписать бы надо, уж очень верно сказано...
Телефонист Сорокин тем временем получил по телефону донесение и, передавая трубку начальнику штаба, сказал:
— Наши ноги пошли!
Это означало, что пехота двинулась вперед в заданном направлении. И сразу в небо взлетели три красные ракеты.
На позициях дивизиона раздались команды: «Огонь!.. Огонь!.. Огонь!»
Ослепительный огонь артиллерийских батарей прорезал мрак. Громовые раскаты залпов прокатились по горам и ущельям. Высота Хребтовая окуталась дымом. Сквозь этот дым мелькнула огромная яркая вспышка, очевидно, взорвался вражеский склад с боеприпасами.
На наблюдательных пунктах зорко следили за разрывами снарядов. Петрапольский вызвал к телефону Зимина:
— Молодец, Алеша! Так держать!.. Так их, гадов!
Натиск 1-го батальона был стремительным и неудержимым. Вскоре дивизион перенес огонь на Лысую гору. Не выдержав натиска нашей пехоты, гитлеровцы с большими потерями откатились назад, оставив высоту. Стараясь сдержать продвижение советских войск, фашисты скрытно через одно из ущелий бросили в тыл артдивизиона несколько танков. С правого фланга была атакована 1-я батарея.
Комбат старший лейтенант Понедельников первым принял бой. Командир огневого взвода младший лейтенант Безручко мгновенно развернул орудие и чуть ли не в упор подбил атакующий фашистский танк. Вражеская машина резко остановилась и окуталась черным дымом. Остальные мчались на нас, на ходу стреляя из пушек и пулеметов.
Орудие, где наводчиком был комсомолец Коваленко, не успело открыть огонь, как грянул разрыв снаряда. Тяжелораненый боец упал на лафет. Безручко подбежал к орудию, оттащил в траншею Коваленко и припал к прицелу. Орудийный мастер сержант Лезенин встал за наводчика. Почти с 30-метрового расстояния он выстрелил в танк. Машина, окутанная облаком дыма, неуклюже развернулась вправо и стала. Только одному из атакующих танков удалось скрыться в ущелье. Над позициями дивизиона стлался удушливый смрад.
На командный пункт дивизиона снова позвонил комполка Петрапольский и предупредил, что, по сообщениям разведки, новая группа вражеских танков скрытно подбирается к позициям артдивизиона.
— Держись, Алеша! — кричал он в трубку.— Сейчас не могу оказать тебе помощь, отбивайся, брат...
Зимин приказал срочно занять круговую оборону каждой батарее. Танков шло значительно больше, чем в первый раз. Снаряды были уже на исходе, пути их подвоза и связь с тылом перерезаны. Фашистское командование бросило в атаку на артиллеристов почти все резервы, оголив Лысую гору. Этим воспользовалась пехота Петрапольского. Под прикрытием артиллерийского огня капитана Николюка 1-й стрелковый батальон занял Лысую.
Прозвучал приказ расчетам: «Танки подпускать как можно ближе! Бить только наверняка! Всем приготовить противотанковые бутылки и гранаты».
Над дивизионом появились два «фокке-вульфа». Через некоторое время с запада со зловещим ревом потянулась девятка фашистских бомбардировщиков Ю-88. Но, встреченные нашими истребителями, «юнкерсы» расстроили свой боевой порядок, бросили наспех бомбовый груз и, не причинив вреда дивизиону, ушли в сторону Новороссийска.
Смертельная схватка затянулась. Было уже около полуночи. Танки то там, то здесь прорывались в тыл наших батарей. Орудия постоянно приходилось разворачивать и вести огонь. Три танка, прорвавшиеся на участке батареи лейтенанта Никульникова, обрушили на артиллеристов шквал трассирующих пуль и снарядов. Лейтенант скомандовал: «Расчеты! Взять гранаты и бутылки! Всем укрыться в окопы».
Комсорг Иван Мозговой подполз к левому танку и метнул в него связку гранат. Стальное чудище мгновенно замерло и окуталось дымом. Другой танк, идущий на окоп лейтенанта Павленко, был подожжен бутылками с горючей смесью.
Два танка пылали. До слуха артиллеристов доносились вопли фашистов, не успевших выпрыгнуть из горящих машин.
В это время на батарее появились Зимин и его ординарец.
— Товарищ капитан, пехота,— крикнул Кочула.
Зимин с помощью лейтенанта Павленко и его расчета развернул орудие и ударил прямой наводкой по фашистским егерям. Гитлеровцев охватила паника.
— Бегут! Бегут! — радостно закричал Кочула.
— Ура! Ура! — подхватили артиллеристы.
В этом бою артиллерийский дивизион подбил пять танков и уничтожил более ста гитлеровцев.
...Неужели все это было? Здесь было? В этих цветущих, мирных местах? Так думал ветеран войны полковник в отставке Алексей Петрапольский, глядя с борта теплохода на проплывающие мимо белые корпуса здравниц, пляжи. В Сочи, где он отдыхал, на него нахлынули воспоминания: Туапсе-то рядом. В летнем павильончике, куда он зашел выпить лимонаду, Петрапольский обратил внимание на офицера, загорелого, жизнерадостного. Ему показался знакомым его задорный смех. «Неужели это Зимин? Командир артиллерийского дивизиона?»
— Алеша! Это ты?
Зимин, откинув стул, бросился обнимать Петрапольского:
— Вот это здорово! Ну как в сказке!
— Какими судьбами ты очутился здесь, Зимин?
— Наверно, теми же, что и ты! Приехал в санаторий имени Ворошилова.
Они забыли о времени и долго гуляли по зеленым улицам прекрасного города. То и дело слышалось: «А помнишь?»
И словно не было тридцати лет разлуки...
— А где мы расстались? — спросил Зимин.
— На горе Семашхо под Туапсе,— ответил Петрапольский.
Разными дорогами шли к победной весне 1945 года артиллерист и морской пехотинец. Были на их пути ранения и госпитали, потери и радости. И много могил, в которых навсегда остались лежать их боевые друзья. В первую очередь они вспомнили тех, кто отдал жизни во имя Победы.
— А помнишь нашего комиссара, Петра Павловича Бабенко? — спросил Зимин.— Так он жив! Живет в городе Бендеры! Долгое время о нем не было никаких известий. Все мы думали, что он тоже погиб.
— Наш однополчанин Павел Сергеев, он живет в Краснодаре, написал стихи, посвященные комиссару Бабенко. Вот только одна строчка: «Во имя победы он смерть презирал...» Это о нем, о нашем Пете.
— Алексей Николаевич, ты, как бывший командир стрелкового полка, знал многих разведчиков,— продолжал Зимин.— Не помнишь командира отделения разведки Александра Чехина?
— Конечно, помню.
— Мы долгое время считали его погибшим. Но недавно среди ветеранов 56-й армии я встретил его в Краснодаре. Интересный был парень. Смелый, находчивый, всегда неунывающий. Мне запомнилась его поговорка. Когда уходил на очередное боевое задание, обычно говорил: «Ну, хлопцы! Все знают, куда идем и зачем? Или грудь в крестах, или голова в кустах, а задание любой ценой должны выполнить! Это не просьба, а приказ! Понятно? Вперед, за мной! И не отставать!» Сейчас Александр Михайлович Чехии живет в Москве. Его грудь украшают три боевых ордена и многие медали.
— Молодец Чехии. Если придется встретиться с ним, передай ему привет от полковника в отставке Алексея Петрапольского из Таганрога.
О ком бы ни вспоминали однополчане, их мысли переносились туда, в горы под Туапсе, где под самыми облаками они отразили атаки врага, отбросили его прочь.
— Однажды был такой случай,— рассказывал Зимин.— На одном из участков нашей обороны немецкие легкие танки атаковали батарею артиллерийского дивизиона с тыла. Но лейтенант Павленко не растерялся. Он быстро развернул одно из орудий и почти в упор выстрелил в танк. Через минуту открыли огонь и остальные орудия этой батареи. Павленко тогда был ранен, и его отправили в медсанбат. Этот бой окрестили «танковой дуэлью», а самого Павленко считали почему-то погибшим. На самом деле он оказался жив! Работает прорабом на Ставрополыцине, в селе Александровском.
— Ну, а что же с тобой было? — как бы спохватившись, что так ничего и не узнал о друге, спросил Петрапольский.
— Вскоре после твоего ранения я принял командование 902-м артиллерийским полком. После разгрома фашистской группировки войск под Туапсе мы перебазировались в Новороссийском направлении, где заняли новую позицию. После освобождения Новороссийска наш полк прошел путь с боями через Кубань и Украину до братской Болгарии. Вот там мы и встретили конец войны.
— А помнишь, у вас в 902-м артполку был командиром 1-го артдивизиона капитан, которого тоже звали Алексей?
— Это кабардинец Асланук Исмелович Сохроков. Мы его звали Алексей. Ему это имя нравилось. В июле сорок второго после боев под Ростовом его перевели в другую часть, которая действовала на Грозненском направлении. Он стал командиром артдивизиона 963-го артиллерийского полка. В то время там шли ожесточенные бои. Артиллеристы мужественно сражались, преграждая путь немецко-фашистским войскам.
О героизме артиллеристов Сохрокова говорилось в специальном приказе по Черноморской группе войск Закавказского фронта. Сейчас коммунист подполковник в отставке Асланук Исмелович Сохроков, кавалер многих боевых орденов, живет в Пятигорске. Проводит военно-патриотическую работу среди молодежи. Награжден Почетным знаком ДОСААФ СССР.
Вспомнили и полкового военного врача Шуру Майорову. Голубые глаза, алые, нежные щеки, вьющиеся локоны, спускающиеся из-под пилотки... Всегда очень вежливая и внимательная. Многие называли обаятельного доктора «наша Шурочка». А больше всех ее любили раненые за то, что она была хирургом, как говорится, с легкой рукой. Бойцы говорили, что Шуре достаточно улыбнуться, как сразу же затихают все раны.
— Тогда, под конец войны, ее от нас перевели в военно-полевой госпиталь,— рассказал Зимин.— Там она вышла замуж за нашего военфельдшера Качанова. Они живут в Куйбышеве. После встречи ветеранов 56-й армии в Днепродзержинске мы узнали, что Александра Дмитриевна носит двойную фамилию — Майорова-Качанова. Сейчас она — известный хирург. После войны защитила кандидатскую диссертацию, имеет орден Ленина.
— Часто вспоминаю я,— продолжал Алексей Андреевич,— бывшего командира 3-й батареи Семена Ковтюха (он живет в Днепропетровске), замполита Петра Лукашова из Москвы и многих других боевых товарищей, вместе с которыми участвовал в боях за Туапсе.
...Наступила поздняя ночь, а два человека, убеленных сединой, медленно прогуливались по безлюдной набережной и вспоминали прошлое. Уже далекое, но вечно в памяти живое...
