В БОЙ ИДУТ МОРСКИЕ ПЕХОТИНЦЫ
перейти к содержанию книги :: перейти к содержанию раздела
В. Г. МИЛОВАТСКИЙ
Герой Советского Союза,
бывший командир первой роты
255-й бригады морской пехоты
В конце октября 1942 года 255-я бригада морской пехоты получила приказ отправиться в распоряжение командующего 56-й армией, которая вместе с 18-й армией в составе Черноморской группы войск вела тяжелые оборонительные бои на подступах к городу и порту Туапсе. Ночью 4 ноября наш 322-й батальон погрузили в Лазаревском порту на морской транспорт, и на рассвете мы прибыли в Туапсе.
Нам представилась страшная картина. Все строения порта и прилегающие дома были полностью разрушены. В городе никаких признаков жизни. Население ушло в горы, чтобы укрыться от налетов фашистской авиации, либо эвакуировалось. Моряки, несущие службу в порту, посоветовали быстро разгрузить транспорт и уйти в горы, так как не позже чем через час, сказали они, начнется налет. Батальон выгрузил вооружение, боеприпасы и вышел на шоссейную дорогу Новороссийск—Туапсе— Сочи.
Мы двинулись пешим строем к Михайловскому перевалу. Вскоре нас начало поливать дождем. Подъем по грязной дороге и встречные потоки воды создавали большие трудности. Приходилось часто останавливаться, чтобы дать морякам отдохнуть. На каждом привале люди, несмотря на дождь, ложились и засыпали. На подъеме, верхом на лошади, появился начальник штаба Савицкий. Рядом, опираясь на длинную палку, шел полковой комиссар Каленике Ромазонович Георгадзе. Я подал ему руку, и он сказал Савицкому: «Вы посмотрите, как идут дела в других ротах, а я пойду с первой». Он интересовался всем: не потерли бойцы ноги, нет ли больных, когда принимали пищу. Такое внимание, душевные разговоры с моряками сразу расположили всех к комиссару.
На вершине перевала мы встретили группу раненых из 83-й бригады морской пехоты. Они шли от горы Кочканово. На наши вопросы, как дела в бригаде, отвечали неохотно: «Вот дойдете, там увидите». Мы поделились с ними продуктами и стали спускаться к селению Грязнуха. Только во второй половине дня пришли к долине реки Псекупс. В Грязнухе получили на армейском продпункте горячую пищу и сухой паек на два дня. Дорога шла вдоль берега реки, и там, где она делала повороты, прижимаясь к крутым берегам, нам приходилось переходить ее вброд.
Течение было таким сильным, что многих сбивало с ног. Бесполезно было снимать обувь. Перейдя реку, как по команде, все ложились, поднимали ноги вверх; и выливали из сапог воду. Много раз мы переходили Псекупс, пока дошли до села Садового. Здесь, в горах, покрытых лесом, была передовая.
В Садовом останавливаться было нельзя: фашистская авиация по нескольку раз бомбила его. В двух-трех километрах от села 5 ноября батальон сделал на ночь привал. Мокрая одежда сохла медленно, было холодно.
Приближалась 25-я годовщина Великого Октября. Политруки рот и комиссар батальона Иван Бушуев проводили беседы, посвященные этой великой дате. 6 ноября батальон получил приказ наступать на высоту 324. Она располагалась в гряде высот по правому берегу реки Псекупс. Высота до самой вершины покрыта лесом. Рано утром командир отделения Петр Давыденко, боец Василий Дегтярев и снайпер Семен Галкин пошли в разведку. Они поднялись почти до вершины и обнаружили там несколько огневых точек, вблизи которых между деревьями виднелись землянки. Доложив обо всем, Давыденко высказал предположение, что перед нами небольшой гарнизон. Надо немедленно начать атаку и захватить гитлеровцев врасплох.
Развернув роту в цепь, мы вначале шли в полный рост, а когда стали приближаться к вершине, пришлось ползти по-пластунски. Впереди двигались лучшие стрелки и снайперы Василий Дегтярев, Михаил Гончаренко, Владимир Синицын и несколько моряков, вооруженных ручными пулеметами. Им поставлена задача — при сближении с неприятелем уничтожить фашистов, которые появятся на высоте. Надо было не дать им открыть огонь по наступающей роте. Дегтярев быстро обнаружил часовых. Выждав, когда наша цепь изготовилась для атаки, он двумя выстрелами снял часовых. Услышав выстрелы, фашисты начали группами выбегать из землянок, но было поздно. Моряки, громко крича: «Полундра! Ура!», ворвались на высоту.
Михаил Хребко и Петр Давыденко побежали к выходу землянки и укрылись за деревьями. Когда один из офицеров пробегал мимо Хребко, боец ударил его по но гам прикладом. Фашист упал и перевернулся на спину. Лежа, он вытянул руки и закричал: «Гитлер капут, Гитлер капут».
Пленный рассказал мне, что в батальоне все офицеры—штрафники. Командование обещало, что если они возьмут город и выйдут к морю, то фюрер восстановит им офицерское звание. Всем вернут ордена и предоставят двухмесячный отпуск в Германию. Мы узнали, что землянки заминированы. Старшина Еремеев взял шнур, зашел в одну из пустых землянок и привязал его к койке. Укрывшись за деревом, он резко дернул шнур. Раздался глухой взрыв.
Примерно через час фашисты открыли по высоте минометный огонь. Только прекратился обстрел, послышался гул фашистских самолетов. И вскоре стали падать первые бомбы. Самолеты летели тройками, волна за волной. Над высотой они входили в пике. Я принял решение: всем сбежать вниз на склон высоты и находиться там, пока не уйдут самолеты. А потом возвратиться обратно. Мы так и сделали. Когда пробежали метров сто пятьдесят, залегли. Со склона было видно, как пикируют самолеты и с небольшой высоты сбрасывают бомбы.
«Ну, Коля,— спросил я Николая Стрыка,— здорово работают стервятники?» — «Да,— ответил он.— А главное, какая масса. Я уже насчитал сорок самолетов, а они все идут и идут... Бомбят пустую высоту. Нет, наши штурмовики напрасно боеприпас не расходуют. Сначала находят противника, а потом бьют наверняка».
Я собрал командиров взводов и сказал им: «Как только начнут уходить последние самолеты, сразу же по команде все на высоту. Надо захватить вершину раньше врага и, если фашисты станут подниматься, хорошо встретить их огоньком».
Когда начал стихать гул улетающих на запад самолетов, раздалась команда: «Вперед, на высоту!» Только стали приближаться к вершине, огромные воронки и вырванные с корнем деревья преградили нам дорогу. Пришлось перелезать через завалы. Гитлеровцев там не было. И мы по обрыву северного склона начали занимать оборону.
В этом бою старшина Еремеев получил тяжелое ранение. Медицинские сестры Тося Бобкова и Рая Федюкова перевязали его и отправили в медпункт батальона.
Недолго пришлось ожидать фашистов. Громко крича, они поднимались по склону. Треск автоматных очередей, крики. Мы приняли решение подпустить фашистов ближе. Когда до врага оставалось около ста метров, кто-то не выдержал и застрочил из ручного пулемета. Пришлось открыть огонь всем. Фашисты повернули обратно. Преследовать их мы не стали. Прошло около двух часов. Снова послышался нарастающий гул самолетов. Показалась первая тройка Ю-88. Надо было срочно уходить. Мы снова вниз.
Самолеты волнами подходили к высоте, пикировали и сваливали смертоносный груз. Такую бомбежку многие из нас видели в своей жизни впервые. От взрывов поднялся огромный столб пыли и дыма. Дышать было трудно, и мы отошли к основанию высоты. Здесь нас нашел связной штаба Иван Быков и передал приказание комбата Шитова: «Выходить из леса на дорогу, что у реки». Некоторые из моряков пошли к Псекупсу набрать во фляги воды. Недалеко от мостика стояла группа штабных офицеров. Местность была открытая. Вот здесь нас и застали два «мессершмитта», летевшие на бреющем полете.
С криком «Воздух!» все бросились в лес. Но летчики видели, куда побежали моряки. Сделав -круг, они пошли на боевой заход. Первый раз они пролетели вдоль опушки над вершинами деревьев, поливая нас свинцом из пулеметов и пушек. Моряки укрывались от пуль за деревьями, ложась головой к самолету. Когда у фашистов кончился запас патронов, они пролетели на высоте 50 метров над нами и на дорогу у реки сбросили до десятка «лягушек». Эти гранаты имели на корпусе амортизирующие пружины. Ударяясь о землю, они подпрыгивали на два-три метра и взрывались.
Миша Хребко не успел укрыться за деревом при новом заходе самолета, и пуля перебила ему позвоночник. Его осмотрели врачи. Более трех часов несли на носилках к месту, где должен был находиться полевой госпиталь. Но рана была смертельной. Мы похоронили Мишу на склоне одной безымянной высоты...
Всюду следы тяжелых боев. На дорогах и в лесу подбитые машины, пушки, ящики с фашистскими снарядами для зениток, трупы убитых.
К 21 часу мы приблизились к передовой. Расположились вдоль левого берега Псекупса, а на противоположном берегу, за поймой реки, на склонах высот, оборона фашистов. Разделяют нас 200—250 метров.
Прямо перед нами, в 50 метрах, на поляне колесный трактор ХТЗ с прицепом. По сообщению пехотинцев, которых мы сменили, он стоит третьи сутки, но гитлеровцы огнем не подпускают к нему. Правее лежит убитая лошадь.
Наши тылы отстали, и двое суток личный состав не получал питания. Начинал мучить голод. Гриша Малахов, простудившись во время перехода реки, затемпературил. Кожаный реглан и плащ-накидка не грели его. «Эх, командир, командир,— говорил он.— Никогда мне не приходилось так переживать, как сейчас. У меня в самолете всегда был НЗ: шоколад, в термосе горячий кофе, галеты, сухарики, соль. Если так будет и дальше, я, видимо, сложу здесь свои кости»,— пытался шутить Григорий.
Во время нашего разговора подошел старшина роты Алексей Бабиченко. Он обратился с просьбой разрешить посмотреть на лошадь. «Если она лежит не очень давно, то можно использовать ее мясо,— сказал старшина.— Это же не падаль, а убитая животина»,— заключил он.
Старший политрук Черненко поддержал его. Я согласился. Фашисты ночью изредка обстреливали трактор. Помощник старшины роты Смирнов сказал: «Разрешите, товарищ командир, я сам пойду. Я толк в мясе знаю». Получив разрешение, он ушел в темноту. Два раза фашисты осветили ракетой пойму за то время, пока Смирнов отсутствовал. Когда он возвратился, его вещевой мешок был наполнен мясом. Оно было хорошим, свежим. Замаскировали в овраге костры палатками и начали в ведрах варить его. Говорят, аппетит приходит во время еды. У моряков появилось желание достать конины еще.
Смирнов взял с собой матроса, и они ушли. Фашисты увидели или почувствовали, что возле лошади кто-то есть, стали стрелять. «Жаль было терять время, и мы,— говорил потом Смирнов,— лежа вырезали куски мяса». Варили его без соли. Когда принесли мне и Малахову в котелке суп, заправленный пшеничным концентратом, и по куску мяса, Григорий, попробовав, отказался есть. «Нет,— сказал он,— не могу без соли. Разреши, я пойду и посмотрю, что в мешках на тракторном прицепе».
Долго мы ждали Малахова. Два раза фашисты били по трактору. Григория все нет. У меня появились опасения: не подстрелили ли его? Может, ему нужна помощь? Но вскоре увидели: он поднимается по обрыву с вещевым мешком за спиной. Ребята быстро подхватили его под руки. «Живем, командир, есть соль. В прицепе еще мешок. Надо взять сегодня, пока еще темно...»
Посолив мясо и суп, Малахов стал есть с таким аппетитом, что можно было только позавидовать.
Перед рассветом 7 ноября в расположение роты пришли начальник штаба Савицкий и полковой комиссар Георгадзе. Савицкий передал приказ: «Перейти реку, используя как мостик сваленное дерево, и начать наступление на восточные склоны безымянного хребта». Дерево своим стволом упиралось в противоположный берег. Подняли роту по тревоге и сосредоточились у переправы. Надо было скрытно перейти полянку, войти в лес на склоне хребта. Когда личный состав сосредоточился на правом берегу и можно было двигаться вперед, комиссар Георгадзе обошел все взводы, поздравил моряков с 25-й годовщиной Великого Октября и пожелал удачи в бою.
Развернувшись в цепь, быстро двинулись вперед. Когда подошли к основанию склона, обнаружили немецкую зенитную батарею. У пушек никого. Моряки атаковали землянки и блиндажи, расположенные вблизи. Разрывы гранат, автоматные очереди разбудили фашистов. Они стали выскакивать из землянок и на бегу отстреливаться. Огонь ночью видишь только по вспышкам. Поэтому прицельности нет никакой. Приходилось бить очередями. Вскоре нам удалось очистить более десятка землянок, овладеть складом боеприпасов к зениткам и захватить несколько пулеметов. Основная масса гитлеровцев успела подняться вверх и открыла сильный огонь.
Утром над нашим расположением появился самолет «фокке-вульф». «Рама», или, как его еще называли моряки, «старшина фронта», сделала несколько кругов и скрылась за горами. Видимо, потеря позиций для немцев была очень важной. Они отсюда контролировали дорогу, по которой продвигались наши войска в направлении к Горячему Ключу.
Примерно в 10 часов фашисты решили вернуть потерянные позиции. Около пятидесяти автоматчиков поднялись из-за хребта и пошли на нас. На их автоматный огонь мы ответили сильным пулеметным. Михаил Гончаренко, Ваган Сеферян, Николай Самарский использовали трофейные тяжелые пулеметы, да и снайперы роты не дремали. Особенно отличился Василий Дегтярев. Каждый его выстрел приносил смерть фашисту.
Поняв, что попали под сильный огонь и несут потери, оккупанты начали отступать. В середине дня прилетело до двух десятков самолетов, но они не стали нас бомбить: здесь были не только мы, но и немцы. Гитлеровские асы обрушили свой груз на левый берег, где у подножия одной из высот располагался штаб нашего батальона.
К вечеру долину и окрестные горы затянуло туманом. Вскоре не стало видно человека в десяти метрах. В ночь мы удвоили посты передового наблюдения. Командный пункт роты расположился в землянке, в которой была оборудована печь с выведенной за перекрытие трубой. Связные, наши Васи, сварили бульон из остатков конины, заварили чай ветками смородины. Зашел к нам К. Р. Георгадзе. Мы долго с ним беседовали. Вспоминали о боях под Абинской и Шапсугской. Каленике Ромазонович рассказал нам о своем детстве, прожитом недалеко от Кутаиси. Он в 1914 году вступил в партию большевиков. Участвовал в боях за нашу Советскую власть.
Когда началась война, добился, чтобы его направили на фронт. С 18 июля 1941 года он комиссар 4-й бригады морской пехоты. В ее составе принимает участие в обороне Пулковских высот, в боях под Невской Дубравкой и Синявином.
Фашисты окружили бригаду, но Георгадзе успешно вывел ее к своим, В октябре 1941 года бригаду перебросили на Волховский фронт. С 6 по 18 ноября моряки сдерживали бешеный натиск гитлеровцев, стремившихся сломить героическую оборону защитников Ленинграда. Враг не прошел, боевая задача была выполнена. Здесь, под Волховом, К. Р. Георгадзе получил первое ранение.
После госпиталя его назначают инспектором в Управление военно-морских учебных заведений. Недовольный назначением, он обратился с рапортом направить в действующую армию — защищать Севастополь. С марта 1942 года участвует в героической обороне этого города. Будучи комиссаром батальона в 7-й бригаде морской пехоты, он все время находится среди моряков. В трудный момент Георгадзе берется за противотанковое ружье и сам подбивает три фашистских танка. В боях под Севастополем Георгадзе был тяжело ранен.
Находясь в госпитале, вновь обращается в Наркомат ВМФ с просьбой направить его на Южный фронт, предоставить возможность защищать родной Кавказ. Его желание удовлетворили. Георгадзе был направлен на должность заместителя командира 322-го батальона в 255-ю бригаду морской пехоты.
...Перед рассветом с гор потянул холодный ветер. Туман рассеялся, а сверху посыпалась мелкая снежная крупа. Побелевшие от инея деревья обратили склон в волшебное царство. Одно постоянно было в памяти: идет война, вот опять противник откроет огонь, мы ответим тем же, появятся раненые и убитые.
В соседней землянке лежал с высокой температурой Григорий Малахов. Я предложил ему отправиться в полевой госпиталь, но Гриша отказался, заявив: «Если выживу, то останусь у вас, а если умру, то похороните на самой передовой. Из госпиталя Володин меня направит в тыл, а я такой трудной дороги не выдержу». Мы согласились с его просьбой и оставили с ним опытного санинструктора Петра Андреевича Емельяненко.
Связной Николай Яковенко сообщил, что комиссара и Александра Черненко вызывают к 10 часам в штаб. Идти было еще рано, и мы все решили попить с сухарями чаю: других продуктов не было.
Не успели размочить сухари и начать пить чай, как из отделения Петра Давыденко прибежал посыльный и сообщил: «Немцы приближаются к вершине хребта, шумят, сейчас, видимо, пойдут в атаку. Мы готовимся к бою». Бойцы, оставив кружки, побежали вверх. Вместе со мной был Каленике Ромазонович. Опираясь на шест, он шел очень быстро, хотя рана на ноге приносила ему страдания.
Лейтенант Гежа сообщил: «У меня на гребне наблюдатель, который видит склон, занятый немцами. Они всё пьяные, идут в рост и сильно шумят».— «Что, лейтенант, угостим их, поздравим с зимним пейзажем на Кавказе? Близко не следует подпускать, меньше будет потерь. Давай взводу команду «Огонь!»,— сказал я.
Немцы не ожидали, что мы находимся на вершине водораздела. Дружным огнем моряки стали уничтожать их. Фашисты залегли, открыли стрельбу.
В это время к нам подполз Афанасий Обертун. Он тащил за собой ящик с гранатами. «Вот молодец!» — похвалил его комиссар, знавший, что Обертун далеко мечет гранаты.
Володя Синицын вставлял запалы, а Афанасий, приподнявшись на колено, бросал гранаты. Они долетали до расположения врага. На склоне осталось лежать до двадцати гитлеровцев. Спустя час фашисты открыли минометный огонь. Во время обстрела Петр Давыденко из окопа перебегал в землянку, и осколком ему оторвало три пальца левой руки.
Ночь на 9 ноября прошла спокойно. Утром нам доставили по пятьдесят граммов сухарей, три кусочка сахара и пачке перлового концентрата на троих. Старшина роты Бабиченко сказал, что продуктов в батальоне нет, дороги испортил дождь и то, что мы получили, принесли моряки. А начпрод Раскин сидит у перевала в Грязнухе. Стали думать, как найти выход из создавшегося положения. Георгадзе сказал мне: «Там внизу по склону растут дикие груши и яблони. Надо организовать сбор плодов. Будем питаться ими, пока не подвезут продовольствие». Политрук Черненко со связным Дегтяревым и двумя моряками, взяв ведра, вещмешки, отправились в лес. Через некоторое время они вернулись, нагруженные грушами и яблоками. Это было хорошее подкрепление.
9 ноября с рассвета пошел сильный дождь. Потоки воды текли по склону, заливали окопы, землянки. Дождь перешел в обложной и лил непрерывно почти неделю. С гор в реку устремились ручьи. Уровень воды поднялся до трех метров. Была порвана телефонная линия.
Все обмундирование на нас промокло. Из окопов воду вычерпывали котелками. Подмостив под себя жерди, каждый рыл в углу окопа ямку и выплескивал из нее воду.
Все эти дни враги не беспокоили нас. Не предпринимали никаких активных боевых действий и наши части, находившиеся на правом берегу Псекупса. Дождь уже прекращался. Было решено развести костры. На склонах гор лежало много деревьев, сваленных ветром, и набрать дров не составляло труда.
Выбрали просторную полянку и начали раскладывать костер. У нас был всего один топор. Стали рубить дерево, но топор при ударе отскакивал как от железа. лами Вспомнил я о запасах тола и зарядах пороха для зениток. Володя Красношлык и Вася Соловьев быстро принесли ящик тола и несколько зарядов. Положили деревья крест-накрест и под ними зажгли тол и порох. Вскоре образовался большой костер. В это время мы услышали, что немцы что-то пилят и рубят, а потом запахло дымом...
За сушкой шинелей, обмундирования быстро прошла ночь. К утру дождь совсем прекратился, и вода в пойме реки стала входить в свое русло.
10 ноября никаких операций мы не проводили. Перед нами стояла задача — восстановить связь со штабом, наладить снабжение продуктами. Провода, подвешенные на деревьях через Псекупс, были целы. Шульженко присоединил аппарат, и мне удалось доложить обстановку Шитову.
Комбат обрадовал меня тем, что имеются продукты, но как их переправить через бурлящую реку? В саперном взводе лейтенант Карп Григоренко нашел большую веревку и тонкий шнур. Принесли их на берег и попытались перебросить конец через реку. Но каждый раз его сносило водой. Тогда техник-лейтенант Леонид Барвинюк, раздевшись догола, привязал к себе шнур, соединенный с веревкой, и бросился вплавь. Его снесло течением метров на пятьдесят. Здесь его подхватили моряки и стали быстро одевать, набросили на него шинель. Вскоре веревка, натянутая между деревьев, соединила два берега.
11 ноября к утру ударил мороз и пошел снег. Я позвонил комбату. Из разговора с ним узнал, что командир комсомольского диверсионного отряда Федя Росляк ходил в тыл противника, захватил штабные документы и привел языка — обер-лейтенанта. Пленный рассказал о их расположении, сообщил и другие подробности. «В следующую ночь надо дать врагу прикурить»,—сказал Шитов.
Получив приказание нанести удар ночью по фашистам, я, Георгадзе, Стрык и Черненко долго обсуждали, как лучше провести эту операцию. Если атаковать в лоб, то можно попасть под сильный огонь и понести большие потери. Я внес предложение: оставить часть моряков на вершине для прикрытия наших бойцов, а если потребуется, то и нанести удар по правому флангу противника. Основные же силы роты спустить вниз к долине, обойти овраг, подняться за ним по склону и атаковать фашистов с тыла. Все согласились со мной. Собрав командиров взводов, еще раз мы рассказали им о плане нашего наступления.
Саша Черненко по телефону прослушал последние сводки Совинформбюро, в которых сообщалось о боях в Сталинграде, на Грозненском и Новороссийском направлениях, и рассказал морякам о том, как наши воины бьют врага. Парторг роты Сеферян и комсорг Самарский провели партийное и комсомольское собрания. Настроение, судя по выступлениям, было боевое. В 21 час, когда у фашистов все стихло, мы стали спускаться по склону. Вместе с нами был и Георгадзе.
Группа моряков во главе с лейтенантом Шевчуком шла направляющей. За ней правее с группой следовали Черненко и Георгадзе. Вместе со мной были Гончаренко, Синицын и Афанасий Обертун, вооруженные ручными пулеметами и гранатами.
Наша группа держалась ближе к кромке оврага. Мы поднялись к вершине раньше других. Примерно в 20— 30 метрах от водораздела наткнулись на натянутую проволоку. Мы знали, что немцы делают минные поля перед своей обороной. Надо было взорвать минное поле. Стали связывать ремни, шнуры. Когда получилось подобие троса длиной до десяти метров, привязали его за проволоку и по команде сильно потянули. Одновременно грохнуло более двадцати мин. Взрыв был сильный, и троекратное его эхо прокатилось по горам. Это разбудило фашистов, их отдельные огневые точки открыли огонь.
Когда пыль и дым от взрыва рассеялись, мы пошли в атаку. Летели вперед гранаты. Моряки, стреляя из пулеметов и автоматов, с криком «Полундра!» ворвались в оборону врага. Бой был коротким. Гитлеровцы только вначале вели огонь, а потом, бросив все, драпанули в темноту вниз по склону. Выпавший снег улучшил видимость, и многих беглецов настигали пули. Потерь в нашей роте не было. Только тяжело ранило в ногу Афанасия Обертуна, получил второе легкое ранение Петр Давыденко. Всего было ранено около десяти человек. Когда рассвело, мы обнаружили в землянках остатки конской кожи, которую немцы варили для еды. В вещевых мешках разведчики обнаружили награбленное детское белье и даже некоторые дамские принадлежности. Ничем не гнушались гитлеровские мерзавцы.
12 ноября утром мы захватили склон высоты против нашей обороны. В течение дня фашисты не предпринимали попыток вернуть потерянные позиции. Только на другой день их самолеты сбросили на вершину хребта около сотни бомб. В 14-м батальоне погибли офицер и два моряка. Наша рота от бомбежки не пострадала.
Много хлопот доставил нам Афанасий Обертун. Получив тяжелое ранение, он не смог идти, его несли на плащ-палатке. Он был таким тяжелым, что четверо моряков не могли доставить его в медпункт, пришлось добавить еще двоих. После оказания помощи Афанасия отправили в тыловой госпиталь в Сочи. На Михайловском перевале группу раненых, лежавших в подводе, застал сильный мороз. Афанасий и другие бойцы обморозили ноги. По поступившему в батальон сообщению, в госпитале ему ампутировали ногу, раздробленную в колене, полностью, а у другой — стопу.
19 ноября 1942 года нам стало известно, что под Сталинградом началось грандиозное наступление наших войск по окружению 6-й немецкой армии. Многие из нас, пережившие тяжелые бои, были взволнованы сообщением о той могучей силе, которая подготовлена для разгрома врага. Мы радовались этому и готовы были идти в бой, чтобы, уничтожая фашистов на Кавказе, ускорить разгром противника и приблизить нашу победу.
Неувядаемой славой овеяно знамя 255-й бригады морской пехоты. Многие из наших бойцов в числе первых высадились на Малую землю и мужественно защищали огненный плацдарм от фашистов. Участвовали в стремительном штурме Новороссийска в сентябре 1943 года, в освобождении нашей Отчизны, народов Европы от гитлеровских оккупантов. Многие из моих братьев по оружию не вернулись с кровавых полей Великой Отечественной. Вечная им память, вечная им слава!
