Заключение
автор Б.В. Техов
(Центральный Кавказ в XVI-X вв до н.э.)
Мы рассмотрели памятники большого промежутка времени — с конца XVI до X в. до н. э. Подытоживая все сказанное, можно прежде всего отметить, что культура племен Центрального Кавказа середины и второй половины II тысячелетия до н. э. сложилась на основе культуры первой половины II тысячелетия до н. э. В то же время середина и вторая половина II тысячелетия до н. э. были в древней истории Центрального Кавказа эпохой значительных социально-экономических сдвигов. Центральнокавказские племена переходили к новым, более интенсивным формам хозяйственной деятельности, а это вело к переоформлению общественных отношений, к переходу на более высокую стадию социального развития.
Наиболее быстро из всех производящих форм экономики племен Центрального Кавказа исследуемой эпохи развивалась металлургия бронзы. Высокая техника металлургии, демонстрируемая рассмотренными выше изделиями, особенно многочисленными булавками, кинжалами, топорами и т. д., заставляет считать, что металл употреблялся в быту довольно широко. К концу II тысячелетия до н. э. из него изготовлялись и сельскохозяйственные орудия (мотыги, серпы).
Вместе с интенсивным развитием металлургии в середине и во второй половине II тысячелетия до н. э. заметно развивались скотоводство и земледелие, появившиеся еще в неолите. Эти отрасли хозяйства послужили причиной роста экономической и общественной роли мужчины, породили новую форму быта — большую патриархальную семью. Несколько таких семей составляли родо-племенную группу или общину. Во главе каждого племени стоял вождь, руководивший военными набегами. В результате в руках отдельных вождей накапливались богатства; богатели и отдельные патриархальные семьи. Это приводило к имущественному расслоению первобытного общества.
Во второй половине II тысячелетия до н. э. происходит отделение ремесла, в частности металлургии, от скотоводства. В связи с этим усиливается межплеменной обмен как внутри Центрального Кавказа, так и за его пределами. В частности, племена Центрального Кавказа в середине и во второй половине II тысячелетия до н. э. поддерживали связи со странами Передней Азии [198, с. 85; 215, с. 72—83; 196, с. 36— 37]. Об этих связях свидетельствуют бронзовые кинжалы «передне-азиатского типа», обнаруженные на Кавказе почти повсеместно, многочисленные фаянсовые, тальковые, сердоликовые бусы, встречаемые в памятниках Кабардино-Балкарии второй половины II тысячелетия до н. э., хурритская цилиндрическая гематитовая печать XV— XIV вв. до н. э., найденная в Северной Осетии [198, с. 86; 197, с. 349, и сл.; 196, с. 37], а также глиняные печати («пинтадеры») и некоторые другие находки. Сношения с Передней Азией дали толчок развитию металлургии меди и бронзы на Кавказе, в том числе в центральных его районах. Во II тысячелетии до н. э., однако, металлургическое производство на Кавказе, в том числе и на Северном, стало покоиться исключительно на местной рудной базе [196, с. 39].
Очень близкими были связи между племенами Центрального Кавказа и степными племенами катакомбной культуры. Об этом свидетельствуют находки кавказских бронзовых изделий в погребениях катакомбной культуры Северного Причерноморья [352, с. 98]. Среди бронзовых предметов степной катакомбной культуры много кавказских [196, с. 36]. Оказался кавказский металл и у племен срубной культуры причерноморских степей [191, с. 49 и ел.]. В литературе кавказские бронзовые изделия отмечались в Харьковской [324, с. 123, рис. 88—90; 142, с. 22—23] и Куйбышевской [287, с. 39] областях, в зоне Волгоградской ГЭС [381, с. 82 и ел.], в Мордовской АССР [397, с. 72, рис. 26, 1], на р. Оке (Панфиловская стоянка) [468, с. 17], на р. Чусовой (стоянка у ст. Левшино) [501, с. 27], в Сибири [164, с. 106] и т. д. Вещи кавказского происхождения найдены в могильниках среднеднепровской культуры первой половины II тысячелетия до н. э. в Белоруссии [28, с. 9; 196, с. 38], в западных районах Украины [556, с. 269—271] и т. д. В свою очередь, на Кавказ проникали некоторые элементы из соседних и более отдаленных областей. Так, случаи нахождения на Северном Кавказе бронзовых ножей карасукского типа позволяют предполагать древнейшие связи Кавказа с Сибирью.
В археологической литературе высказана точка зрения, что южнорусские степи не только получали металл из районов Центрального Кавказа [191, с. 58; 352, с. 108], но и развивали собственную металлургию меди под влиянием древних кавказских металлургических центров [499, с. 422, 522; 500, с. 12, 36—37]. В свою очередь, северокавказские бронзовые булавки с молоточкообразным навершием, несомненно, ведут свое происхождение от подобных костяных булавок более ранней катакомбной культуры юга нашей страны [198, с. 88]. Самый распространенный орнаментальный мотив северокавказских племен второй половины II тысячелетия до н. э.—-шнур или плетеная веревочка, сохранившийся и в более позднее время, также, по-видимому, был заимствован у племен катакомбной культуры. Наконец, Е. И. Крупнов связывает появление в Кабарде погребений в срубах (например, верхнеакбашское курганное погребение № 9) с погребальным ритуалом племен Украины и Подонья середины и второй половины II тысячелетия до н. э., хоронивших своих покойников в деревянных срубах под курганными насыпями [198, с. 88].
В культуре племен Центрального Кавказа середины и второй половины II тысячелетия до н. э. при известных различиях между отдельными географическими районами прослеживается определенная общность. Она определялась сходным уровнем общественного развития, одинаковыми географическими условиями и одинаковыми формами хозяйства, а не языковой и этнической общностью [205, с. 43].
На территории Центрального Кавказа были выявлены одинаковые формы предметов вооружения, утвари, украшений, погребального обряда, но, какой бы однородной ни казалась позднебронзовая культура северного и южного склонов Центрального Кавказа, в ней, безусловно, есть элементы, которые характерны только для культуры одного определенного района. Население каждого географического района развивалось в связи с общим развитием производительных сил Кавказа, но вместе с тем племена каждого производственного района находили в этом развитии и свои самостоятельные пути. Поэтому можно выделить несколько друг с другом связанных металлопроизвод-ственных очагов как на северном, так и на южном склоне Главного
Кавказского хребта, а на основе производимых этими очагами металлических изделий — несколько локальных вариантов в бронзовой культуре Центрального Кавказа середины и второй половины II тысячелетия до н. э.
По материалам рассмотренных выше тлийских комплексов можно проследить самобытность культуры оставивших их племен и в то же время отметить теснейшие их контакты с культурой соседних областей, особенно нынешней территории Рача — Лечхуми — Имерети, где находился главный центральнокавказский очаг бронзовой металлургии. Помимо него существовали металлообрабатывающие очаги в других районах. Один из таких очагов должен был быть в ущелье р. Большой Лиахви. К концу II тысячелетия до н. э. богатая бронзовая культура постепенно проникла с южного склона Главного Кавказского хребта на северный, где таким образом появилась ее периферия. Проникновению позднебронзовой культуры с южного склона Главного Кавказского хребта на северный способствовали перевальные пути, главным образом Мамисонский перевал, Дарьяльский и другие проходы. Основной периферийный центр располагался в бассейне р. Гизельдон в Кобанском ущелье.
С конца X в. до н. э. в ареал этой культуры включаются также ущелья рек Фиагдон, Ардон, Терек, Урух, Черек, Малка. Нынешняя Чечено-Ингушетия была охвачена этой культурой значительно меньше, чем Северная Осетия и Кабардино-Балкария, и была больше связана с культурами Дагестана и Кахети.
Рассматривая материалы эпохи поздней бронзы северного и южного склонов центральной части Главного Кавказского хребта, нельзя не прийти к заключению, что в этот период здесь процветала археологическая культура, которая характеризуется близким сходством орудий труда, оружия, утвари, украшений, а также погребального обряда. Оставившие эти памятники племена находились в генетическом родстве. Общие исторические судьбы, общие верования, художественные традиции, сходство общественно-экономической жизни, близкое соседство способствовали возникновению сходных форм материальной и духовной культуры [425, с. 52—53], поднятию на более высокую ступень важнейших отраслей их хозяйственной деятельности — металлургии, скотоводства, земледелия, а также многих ремесел, не вышедших за рамки домашнего производства.
Территория северокавказского варианта позднебронзовой культуры Центрального Кавказа в течение веков была ареной важных исторических событий и передвижений племен. Со временем на этой территории оказались ираноязычные племена, в формировании культуры которых кавказская позднебронзовая культура явилась одним из важнейших компонентов. Именно она была субстратом, на который сверху наложился иранский слой [3, с. 80]. Это особенно четко прослеживается с того периода, когда аланские племена, продвинувшись в сторону Центрального Кавказа, смешались с местным автохтонным населением и передали ему свой язык [6, с. 145; 3, с. 78—79]. Результатом этого смешения было образование осетинского народа. Судя по антропологическим данным, ираноязычные осетины являются потомками этнических групп, населявших Центральный Кавказ с глубокой древности [17, с. 169] и бывших создателями богатой позднебронзовой культуры северного склона Центрального Кавказа. Об этом свидетельствуют многочисленные факты, сохранившиеся в материальной и духовной культуре осетинского народа — иранского по языку и кавказского по культуре.
