В.И. Марковин
ИСПУН - дома карликов
Перейти к:
содержанию книги :: к содержанию раздела "Краеведение"
Дольмены и ритуал. Быт древних строителей
Экспедиция окончена, и независимо от личных чувств — удовлетворен ли ею или совсем нет — наступает самая трудная часть в жизни ученого-археолога. Здесь уже иная романтика — нет ни походов, ни жары и пыли, и лишь изредка, как что-то очень далекое, вспоминается трепетная дробь дождя по брезенту палатки. Начинается романтика обдумывания, взвешивания собранных фактов, прикидка «за» и «против» в решении поставленных вопросов. Далеко не всех такая деятельность привлекает. Порой считают, что археологи только ищут, копают... Увы, нет. Нужно разобраться в собранном материале, найти аналогии, узнать мнение о подобных находках предшественников, заглянуть в ту литературу, в которой они могут быть упомянуты. И одна книга, приоткрыв горизонты непознанного, заставляет искать все новые статьи и книги, в которые погружаешься с головой, забывая порой самого себя. Так было с материалами кургана Псынако I.
Вот такое обдумывание собранного материала и приводит иногда к успеху.
И вот сделаны обмерные чертежи, выверены записи и цифры. Нарисованы и сфотографированы находки, определены, если надо, породы камня и состав металла, установлено, каким животным принадлежали собранные во время раскопок кости. Начинается процесс сопоставления.
Дольмены дали огромный материал для обдумывания. Прежде всего встал вопрос: зачем нужно было строить такие махины? Ведь соседи строителей дольменов ничего подобного не сооружали, они обходились для похорон своих сородичей более простыми способами. Обычно яма, иногда над ней курган, а если склеп, то из мелких камней, которыми обкладывали заранее вырытый небольшой котлован. А здесь хорошо осмысленная конструкция. Кроме того, дольмены поставлены не как попало, а явно в определенном направлении. Это подметил еще Е. Д. Фелицын. Другой археолог — Г. Н. Сорохтин считал, например, что оси дольменов (от передней к задней стене) перпендикулярны линии хребтов, па которых они стоят. К сожалению, я это проверить не смог. Но мне удалось собрать сведения о 644 постройках. Большинство из них — 333 дольмена были повернуты фасадами на юг, далее, 152 — на восток, 93 — на юго-восток, 21 постройка — на юго-запад, то есть их старались поставить так, чтобы они были обращены своими фасадами в солнечные стороны. Но подмечен и еще один интересный факт. Если дольмен стоит в сильно затененной местности, среди высоких гор или в дремучем лесу, то его фасад обращен к ярко освещенному пятну — скалам, далеким деревьям, пусть это будет даже фактически северная сторона. Дольмены с таким расположением удалось обмерить у Дедеркоя, Пшады, Солохаула. Как видно, «солнцем» для них служили именно эти быстро исчезающие, но ярко освещенные пятна окружающей природы.
Итак, ориентация дольменов свидетельствует о поклонении их строителей солнцу. Что и говорить, это светило и в наши дни вызывает не только простое уважение, ведь оно дарует жизнь во всех ее проявлениях. И ученые спорят о солнечных возмущениях, его активности, рассчитывая и взвешивая влияние солнца на жизнь всей нашей планеты. Как же мог древний человек не связывать с великим светилом все свои надежды, планы, мечты и самые затаенные чаяния?
Но при чем тут дольмены, если они являлись могилами? Форма дольменов, когда их осмотришь этак с десяток-другой, а то и сотню, заставит серьезно задуматься. В любом захоронении, даже самом современном, все наполнено традициями. Здесь ничего нельзя делать наспех и кое-как. Это умиротворяет, успокаивает оставшихся жить. Если теперь, честно говоря, боятся чем-нибудь обидеть тень умершего, то что же было в древности, когда боги, духи, злые и добрые силы наполняли все и вся, сопутствуя живым и мертвым. Тогда похороны являлись сложным ритуальным действом. Конечно, очень трудно поставить себя на место древнего человека, детально понять те едва уловимые отголоски, что предоставили в наше распоряжение археологические материалы и личные наблюдения во время раскопок.
Некоторые ученые, в том числе археолог и большой знаток первобытного искусства Александр Александрович Формозов, роднят кавказские дольмены с пирамидами египтян. Относительное сходство тут может быть прослежено по линии их гермитичности, массивности, недоступности содержимого постороннему оку. С таким сопоставлением вполне можно согласиться. Это дает повод приоткрыть завесу над теми идеями, которыми руководствовались египтяне, строя свои пирамиды и масштаба — гробницы, еще более похожие на дольмены.
Египетский фараон (вождь) считался средоточием производительных сил природы. Он отвечал за хороший урожай, обильный приплод скота, рождаемость людей. И если фараон умирал, то тень, его продолжала обеспечивать благоденствие живущим и его царствующему наследнику. Будучи женатым большей частью на собственной сестре, он в полном смысле единодержавно управлял всеми видимыми и невидимыми силами. Потревожить пирамиду или мастабу с хранящимися в них мумиями — это значит уничтожить чудодейственность, в первую очередь беспредельное влияние на все живое.
Если перенести сказанное на захоронения в дольменах, может быть, слегка уменьшив потенциальные, столь всеобъемлющие возможности воздействия мертвых, то мы сможем увидеть в западно-кавказских дольменах воплощение той же идеи — магическим путем благоприятствовать живущему населению. Отсюда и некоторые детали, встречающиеся на дольменах, — зигзагообразный узор (дольмены близ Адербиевки, на Пшаде), символизировавший воду.
Именно так на древневосточных рельефах изображали влагу, моря и даже змей, как олицетворение сырого подземного мира. А без воды будет суха земля и нет плодородия, нечего ждать урожая. Изображение выпуклостей на дольменах, напоминающих женскую грудь (Анастасиевка, Большое Псеушхо), также может быть лишь символом плодородия. А. М. Горький только перефразировал древнейшее изречение, говоря, что все прекрасное идет от женщины. Гимны женщине-матери, прародительнице, подательнице жизни, вскормившей своим молоком весь мир, зародились очень давно. Большей частью мы не знаем слов подобных песнопений, но известны женские статуэтки, то несколько грубые, идущие от эпохи камня, то изощренно-изящные (эпохи бронзы) и великолепные в своих пропорциях и жизненно-духовной красоте — творения античных ваятелей. И все они воплощение идеи материнства, преемственного бессмертия.
Рассматривая каждую деталь дольменов, все больше и больше приходишь к выводу, что, возводя их, строители создавали вместилища для умерших предков, которые магически должны были влиять на будущий достаток и плодородие. В них заключена была таинственная сила всеобъемлющего и обильного воспроизводства. Может быть, этой же цели были подчинены и другие черты ритуала: поза, в которой клали умерших, вещи и прочее. Реконструировать все эти детали, а они связаны с миропониманием древних людей, очень трудно. Так считают, что скорченные захоронения, когда покойного укладывали на бок, поджимая ему ноги, может быть позой эмбриона, находящегося снова в изначальном своем положении в «мать-сырой земле». А почему не считать, что таким положением мертвецу придавали позу спящего человека? Разве на боку не спят? А скелеты, сидящие по углам дольменов? Нельзя ли осмысливать их расположение, как уверенность в том, что они готовы приподняться и действовать в любую минуту — на благо своим живым сородичам. И именно с этой целью умерших прислонили к стенкам гробниц, словно они присели отдохнуть. Это все предположения. Их можно высказывать, тасуя, как карты, но никогда, вероятно, не будет полной уверенности, что одно из них абсолютно верно. Вот вторичные захоронения — это когда укладывали в дольмен не тело умершего, а только кости. Такой обряд скорее всего связан с неясной сменой внутридольменного ритуала. Может быть, он возник и стал практиковаться вместе с какими-то изменениями в составе населения, жившего на территории распространения дольменов. Но это только толстые каменные стены, но и собаки, которых специально для этой цели убивали. Кости их часты при раскопках древних построек. Можно было бы думать, что их мясо, как и других домашних животных, употребляли в пищу. Едва ли так, ведь на поселениях, среди жилья, где костные остатки встречаются в изрядном количестве, остатки собак не найдены.
Плиточный дольмен на горе Аутль (Солохаул) с прислоненной к нему скалой с петроглифами и «чашей».
На дольменах и возле них, обычно на ближайших скалах и отдельных камнях, встречаются чашечные углубления. Они высечены в горизонтальном и вертикальном положениях. Назначение их пока еще не совсем ясно, хотя археолог А. Ф. Лещенко считал такие чаши «склянками» для воды, которая употреблялась при ритуальных действиях. Но как можно было налить эту самую воду в наклонную чашу?
Таким образом, рассмотрение деталей, сопутствующих дольменным захоронениям, дает множество поводов для предположений и сомнений. Вот, например, возле одного из дольменов горы Аутль (Солохаул) стоит обломок скалы, он не только имеет на своей верхушке чашечное углубление, но и покрыт со стороны, обращенной к отверстию гробницы, петроглифами — выбитыми рисунками в виде солнечных (солярных) изображений, кружочков с точкой в центре. Однако внутри дольмена захоронение отсутствовало. Кроме небольшой кучки углей, в нем ничего не было. Какие же действия могли совершаться возле этого дольмена? Почему же эта гробница, хорошо скрытая от взоров под навалом камней, все же пустовала? Легче ответить на второй вопрос, а затем уже на первый. У этнографов и археологов существует понятие кенотафа. Так древние греки называли памятник, поставленный как воспоминание о человеке, умершем на чужбине. Подобные надмогильные камни в виде узких стел обычны и для кавказских горцев, ими отмечают они смерть дорогих людей, так и не вернувшихся на родину. Для древности, в том числе и эпохи бронзы, в качестве кенотафов известны так называемые пустые могилы — без покойников. Оплаканные и соответствующим образом отмеченные ритуальными действиями, а иногда и приношениями (горшочек с пищей, какая-либо вещь) они занимали свое место среди родных могил в кургане или на кладбище.
В дольменах среди древнего заполнения почти всегда встречаются угольки. Нет, в них не жгли большие костры, а скорее всего окуривали камеру горящими ветками какого-то растения. Это могли делать во время похорон. В заинтересовавшем нас дольмене Солохаула, где все манипуляции производились в пустой камере, небольшому костру, вероятно, была придана особая роль — отогреть душу умершего вдалеке, магическим путем вернуть в родные места и призвать ее в гробницу. Очевидно, с этой же целью и был придвинут к дольмену кусок скалы с солярными петроглифами, чтобы солнца, выбитые на камне, «денно и нощно» сопутствовали тени умершего. Здесь все усилено: и количество угля от воскурений, и светозарность солнца, а на скале даже выбита чаша для каких-то совсем неясных возлияний.
Дольмен с солярным крестообразно перечеркнутым кружком, зигзагом и змейкой в 1929 году у поселка Лазаревское зарисовала археолог Лидия Алексеевна Евтюхова. К сожалению, эта постройка не сохранилась, но можно сказать, что она также таила так и не раскрытые неожиданности для исследователя.
Область верований и связанных с ними ритуальных действий, с которыми самым тесным образом слиты дольмен-ные постройки, настолько еще плохо изучена, что современные археологи, с интересом описывая все культовые детали, касаются все же их попутно, большей частью припасая для исследований не очень близкого будущего.
Дольмены дают богатый материал для суждения о художественном вкусе древних людей, их строительном мастерстве, об умении использовать металл, кость, глину и камень в своем быту, и все же без исследования поселений наши сведения об их повседневной жизни кружились бы вокруг все тех же предполагаемых ритуалов и мистических воззрений.
Раскопки поселений, пусть даже фрагментарные, очень беглые, являются широко распахнутой дверью в самую суть давно отошедшей жизни с ее заботами, радостями и повседневной обыденностью. В этом смысле Дегуакеко-Даховское поселение дало много ценного материала. Так, определение найденных костей, сделанное зоологом Валентиной Павловной Данильченко, позволило прийти к выводу, что жители разводили в основном крупный рогатый скот (коров) и свиней, то есть они были оседлыми людьми, так как эти животные не приспособлены для перекочевок. Овцы и козы (всего 10 процентов среди костных находок) не имели большого значения для хозяйства строителей дольменов. Судя по указанному проценту, свинину они предпочитали баранине. Среди жителей поселка были охотники. На поселении найдена всего одна кость дикого животного, но она принадлежала лосю — животному, давно уже истребленному на Кавказе, но некогда жившему по всей территории. И. И. Аханов на поселении близ Гелендясика нашел кости дельфина, вероятно, жители приморья били морского зверя и ловили рыбу.
Грузы и каменные плиты люди могли перевозить на быках, пользовались они и лошадью. Отдельные находки костей этих животных найдены внутри самих дольменов (у станиц Баговской, Даховской, в Гузерипле и в других пунктах).
Оседлый образ жизни располагал к занятиям земледелием, о чем свидетельствуют находки «вкладышей» для серпов и мотыгообразные орудия.
В главе, посвященной описанию находок, уже говорилось о керамических изделиях и металлообработке. В целом вырисовывается образ дольменостроителя не в виде лохматого дикаря, закутанного в звериные шкуры, а человека полного интеллекта, сильного в своих духовных порывах и умелого в работе. Он хорошо знал камень и его свойства, ценил его красоту и прочность, умел отливать тонкие, почти ювелирной работы вещи и смело шагал вдоль и поперек гористых ущелий. По этому поводу интересно небольшое наблюдение: в бассейне реки Кизинки был найден обломок топорика, сделанного из красивого темно-зеленого камня — змеевика. Его месторождений поблизости нет. Вполне возможно, что куски этого минерала были принесены из высокогорий, занятых сейчас Кавказским государственным заповедником, где этот камень не является редкостью. В конечном итоге высокогорная зона не так уж далеко отстоит от станицы Баговской с речкой Кизинкой. Но люди, строившие дольмены, не чужды были и более далеких путешествий, ведь отдельные дольмены обнаружены даже в районе Железноводска. Краеведу Андрею Петровичу Руничу удалось обнаружить фотографии таких построек, заснятые еще в 1902 году. Что сопутствовало таким переходам — трудно сказать, скорее всего это были далеко не мирные прогулки. И все же в древности не менее чем сейчас ценили мир и добрососедские отношения. Как говорят специалисты по социальной психологии, «информация между людьми проходит через фильтр доверия и недоверия. Информация может быть абсолютно истинной и полезной и все-таки остаться не принятой, не пропущенной фильтром. И наоборот, информация может быть ложной и вредной, но принятой в силу открытости для нее шлюза доверия». Иначе говоря, речь идет о порядочности, коварстве и таком зле, как непонимание друг друга. Во все века «змий» недоверия соперничал с «птицей» честности и доброты. Строители дольменов были людьми интеллекта, их психология — вполне людской, хотя, возможно, чрезмерно перегруженной запретами, верованиями и крепкой сетью всевозможных ритуалов. И их окружали люди не менее развитые, чем они, и так же насыщенные своими предрассудками.
Требования времени (напомню, речь идет об эпохе бронзы) заставляли искать связи с соседями, вести обменные операции с ними, выменивая те продукты, которые почему-либо отсутствовали на своей земле.
Большой знаток эпохи бронзы Михаил Илларионович Артамонов, работая по Манычу в 40-х годах, писал о возможности связей между населением степей и носителями дольменной культуры. Более явными эти связи, даже влияние на степняков в некоторых деталях земляных гробниц прослеживает теперь ростовский археолог Владимир Яковлевич Кияшко. Если уже речь идет о таком факторе, как влияния, то, очевидно, отношения между древними племенами зачастую были достаточно интенсивными и дружескими. Как-никак, способы ведения войны, формы вооружения можно действительно перенять у своих противников, но архитектурные приемы в оформлении гробниц? Такое может происходить при полном доверии и длительном общении. К этому можно добавить интересный факт. Возле дольмена № 497 в бассейне реки Кизинки были найдены обломки глиняной чаши, покрытые снаружи елочным узором, нанесенным специальным штампом, а внутри — горизонтальными желобками. Подобные чаши в целом виде хорошо известны археологам из степных районов. Их обычно называют курильницами из-за того, что внутри они имеют небольшое отделение для благовоний, а рядом — через перемычку — в них клали угли. Такие чаши стоят на четырех ножках или на одной крестовидной, скорее всего имитирующей вымя животного. Эти сосуды очень характерны для могил, сооруженных в виде катакомб — подземных пещерок с колодцем, специально вырытым, чтобы опуститься в нее. И курильницы — непременный аксессуар многих захоронений в катакомбах Предкавказья. И вдруг курильница, хотя бы и в обломках, возле дольмена! Реальный факт связей, хотя и совсем еще неясный по своей причинности. Как видно, подобные факты, требующие особого исследования, будут увеличиваться с новыми раскопками и дольменов, и других памятников окрестных земель.
И еще факт. В дольмене № 26 некогда существовавшей кожжохской группы (у поселка Каменномостского) Е. Д. Фе-лицын обнаружил кольцевидную подвеску, покрытую литым шнуровым узором, — вещь, не характерную для строителей дольменов. Ее разыскал в старых коллекциях А. А. Иессен и зарисовал. Подобные подвески служили украшением более восточным соседям — горцам, которых археологи называют для простоты носителями северокавказской культуры (общности). Они были большие мастера по металлообработке — ковке, литью, и на их территории, по-видимому, добывались руды меди и мышьяка. Эта подвеска является вполне вещественным доказательством связей двух соседей.
Третьим соседом в наиболее раннее время строительства дольменов, а скорее даже соперником из-за территории, были племена майкопской культуры (о них уже упоминалось). Сосуды первого типа округлых форм, вероятно, появились у строителей дольменов не без влияния «майкопцев», да и те самые, вскользь названные новосвободненские гробницы, заполненные вещами майкопского типа, — итог каких-то связей тех и других. Ведь «майкопцы», как пишут археологи Рауф Магомедович Мунчаев и Аннетта Леонидовна Нечитайло, дольмены в качестве могил не употребляли. Думаю, ситуация, нашедшая отражение в гробницах станицы Новосвободной, связана с войной. «Это мое», — хотели сказать завоеватели, выбрасывая останки умерших из дольменов и помещая в них своих покойников, тем самым попирая обычаи и права врагов. Если дольмены известны в районе Железноводска, за 400 км по прямой от основной их территории, и на этой же территории и даже дальше, почти до Дагестана известны курганные памятники «майкопцев», причем в районе Нальчика также имеются дольменовидные гробницы и опять-таки заполненные чужеродными вещами, то чем это можно объяснить, как не войной?
Есть и другое решение. Так, археолог Исмаил Магомедович Чеченов объясняет подобную ситуацию «родственностью позднемайкопеких племен строителям дольменов».
Возможно, не стану спорить, но почему же так редки, единичны подобные памятники среди многочисленных древностей майкопского типа? Над этим вопросом еще предстоит работать археологам-историкам.
Итак, строители дольменов, если постараться рассмотреть известный материал более или менее детально, вырисовываются людьми не только талантливыми, но и способными постоять за себя. Если вспомнить указания К. Маркса, сделанные им в «Капитале», «что средства труда не только мерило развития человеческой рабочей силы, но и показатель тех общественных отношений, при которых совершается труд», то сделанный уже перечень орудий труда (предметы из камня и бронзы), предметов быта и описание дольменов дают право говорить о достаточно развитой общественной организации людей, оставивших дольмены. В подобной среде уже могло иметь место выделение таких лиц, которые, по Ф. Энгельсу, могли, «хотя и под надзором всего общества», исполнять судейские и религиозные функции, представляя тем самым «зачатки государственной власти». Все сказанное вполне согласуется с появлением «института частной собственности». Он, как замечал В. И. Ленин, «возникает только с появлением обмена». Приведенные факты неплохо иллюстрируют мысли классиков науки. Ведь действительно без прибавочного продукта, хотя мы не знаем его точного объема и точного перечня, не могли бы зарождаться связи как со степняками — «катакомбниками», так и с «северокавказцами». Очевидно, и те родственные или даже враждебные контакты с носителями «майкопских традиций» тоже были построены не на песке, а в основе их лежали какие-то более весомые, материальные причины. Рисуется вполне реальная картина, что жители Закубанья и Черноморья, строившие, дольмены, располагали достатком хотя бы в виде скота, цветного поделочного камня и т. д. В их среде уже были люди, далекие от рядового труда (жрецы-вожди), и подавляющее большинство — мускулистые труженики. Первые, хотя бы выбираемые всем обществом, уже могли повелевать вторыми, и для них строились наиболее массивные и емкие усыпальницы. Уже мертвые, они помогали своим живым восприемникам вершить суд и расправу, а рядовая масса, иногда захороненная даже не в дольмене, а в гротах и под скальными навесами, боялась их вездесущей и карающей руки. Такое повиновение диктовалось традициями, обычным правом, самим непоколебимым видом дольменных полей.
.
|
|
старинные карты: платные и бесплатные |
