Между Илем и Шебшем Валерий и Александр Харченко, Алексей Кистерев

Между Илем и Шебшем

Часть четвертая :: ГРОЗОВЫЕ ГОДЫ
32. Черные дни

Сначала было тихо. Потом послышался нарастающий рокот мотоциклетных движков. Пожилые женщины тревожно выглядывали из-за заборов и загоняли по домам ребятишек. Вот из-за поворота на одной из улиц Северской запылили мотоциклы с двумя-тремя солдатами в касках и очках. На люльках ― пулеметы.

Так в середине августа 1942 года в станице появились первые гитлеровцы. Они что-то горланили, иногда пуская автоматные очереди вдоль домов. На перекрестке улиц Веселой и Подгорной наткнулись на группу раненых красноармейцев, не успевших уйти в горы.

― О, русс солдатен!

Автоматы через плечо. Короткие, но густые очереди, и вслед ― смех.

Вскоре в станицу вошли немецкие воинские подразделения из 9-й и 73-й пехотных дивизий. Они тут же приступили к сооружению оборонительных укреплений. Часть гитлеровцев ринулась по домам в поисках продуктов. Под предлогом поиска наших раненых солдат сплошные проверки проводились и днем, и ночью. По сути, это был настоящий грабеж, ибо фашисты торопились. Они, как авангардные части, уходили дальше, а на смену им уже шли другие.

Жизнь заметно изменилась. Днем улицы казались непривычно пусты: только гитлеровцы мелькали то тут, то там. Ночью к лаю собак примешивались окрики немецких патрулей, да короткие автоматные очереди. Примешивалась сюда и ночная «перекличка» пулеметов на линии обороны, отвечающих на любой шорох длинными трассирующими веерами.

С первых дней оккупации фашисты повели среди местного населения «просветительно-воспитательные» мероприятия. На зданиях комендатур, на заборах, на стенах домов появились листовки, текст которых заканчивался, как правило, словом «расстрел». За хранение оружия ― расстрел. За связь с партизанами ― расстрел. Эта же кара ожидала за невыполнение приказов, за оказание сопротивления, за неуплату долгов...

С вечера до утра запрещалось всякое передвижение по улицам.

Вскоре по станицам начали создавать местную власть: немецкие комендатуры, управы из предателей, полицейские участки, назначаются старосты и их помощники. Население, в основном женщин, выгоняют на принудительные работы: рытье окопов, вырубку леса и кустарника вокруг станиц и хуторов. Начались и массовые аресты. В подвалах и сараях Северской, по свидетельству Г. Худыны, ежедневно находилось до 200―250 арестованных по тем или иным причинам, человек. Часть из них вскоре увозили в гестапо в Краснодар. Оттуда уже не возвращались. Из Северской попали в Краснодарское гестапо Д. А. Голуб, А. Ф. Кукса, Д. Н. Гарбуз и другие. Из Ильской ― Д. М. Цыганков, А. Л. Чохова с пятилетней дочерью, А. Д. Нестерова и другие. 27 декабря 1942 года была арестована учительница Вера Антоновна Тылькина, которая вела подпольную работу. Ее выдал предатель. После освобождения Кубани ее труп среди других был обнаружен в противотанковом рву за городом Краснодаром.

За то, что ночью накормили советского разведчика, были расстреляны возле своего дома пожилые супруги Василий Васильевич и Анна Демьяновна Коваленко.

Расстреливали и за отказ идти в комендатуру, и за нежелание отдавать гитлеровцам домашний скот, и за укрывательство наших раненых бойцов.

Была замучена в душегубке и Е. А. Додонова ― руководитель подпольной группы в Северской, бывший заместитель редактора районной газеты «Социалистическое табаководство».

Во всех населенных пунктах фашисты закрыли школы, библиотеки, клубы. В Северской кинотеатр переоборудовали под конюшню, двухэтажное здание райкома партии и райисполком превратились в конюшню (первый этаж) и в казарму для солдат. Под казарму было отдано и помещение школы № 44. А в здании средней школы № 43 разместился лазарет.

В бывшем здании отделения Госбанка открыли церковь, куда пригласили «обиженного» Советской властью бывшего священника Иоана (Ивана Павловича Авдеева). И никто из немцев не догадывался, что его сын Леня находится в партизанском отряде «Мститель» и что сам святой отец иногда передавал за линию фронта сведения о гитлеровцах.

По свидетельству Г. Худыны, фашисты вовсю глумились над населением. К примеру, в станице Калужской недалеко от здания сельсовета они оборудовали «дом офицера», в который доставляли молодых женщин, девушек для солдатских развлечений. Подобные вещи происходили и в других станицах и хуторах.

Буквально с первых дней оккупации гитлеровцы приступили к созданию временных лагерей для военнопленных. Один из них находился во дворе бывшего здания райисполкома, который обнесли колючей проволокой. Второй ― на хуторе Волик.

Был создан и карательный казачий отряд из всякого рода отщепенцев. Сначала его планировали использовать как боевую единицу, но потом, убедившись в бесполезности этой затеи, отправили новоявленных «казаков» нести внутреннюю службу по охране арестованных.

Здесь в виде небольшого отступления следует сообщить, что после оккупации Кубани сюда прибыли бывшие казачьи тенералы Шкуро, Краснов, глава Центрального казачьего управления в Берлине, чтобы попытаться, перетянуть казаков на сторону гитлеровцев. Но, как писал английский журналист А. Верт: «...подавляющее большинство казаков Дона, Кубани, Терека не сотрудничало с немцами, многие казаки оказывали... активное сопротивление».

Оккупация района (по данным районного народного музея) обошлась по общественным предприятиям и организациям в сумму (убыток) 280100361 рубль, по колхозам более чем в 156 миллионов рублей, по индивидуальным хозяйствам ― свыше 108 миллионов рублей. Разрушены 451 жилой дом и 142 разных строения. 80 человек из жителей района были расстреляны и замучены в душегубках.

Смотрите также: