Между Илем и Шебшем Валерий и Александр Харченко, Алексей Кистерев

Между Илем и Шебшем

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ :: ПО «НОВОМУ ПУТИ»
29. Отзвонили колокола...

Что значила церковь для русского человека? Наверное, немало, если, скажем, наши предки казаки, переселяясь на Северный Кавказ, непременно несли с собой разобранный по бревнышкам храм, и где останавливались, там этот храм ставили. Или, несмотря на нужду, строили новый, отдавая последние гроши. А вспомните гоголевского Тараса Бульбу и запорожское казачество. На первом месте там ― крест, а рядом с крестом ― честь, совесть и все другое. И крест как бы объединял все это и делал людей мужественными, честными, благородными. Видимо, не случайно многие современники восхищались казачьим «кодексом чести», отношением казаков к старикам, женщинам, детям. А последний германский император Вильгельм II, в начале нашего столетия назвал казачество единственным сохранившимся в мире рыцарством.

Наступление на христианство и его храмы началось с первых лет прихода к власти большевиков. Приведем лишь один эпизод. 19 марта 1992 года Ленин пишет строго секретное письмо Молотову для членов политбюро ЦК РКП (б) по поводу изъятия церковных ценностей и необходимости решительно подавить сопротивление духовенства. Но сопротивление было не только со стороны духовенства, сопротивлялся простой люд, впрочем об этом чуть ниже. Из письма Ленина, опубликованного только в 1990 году («Известия ЦК КПСС» № 4 1990 г.) становится вполне объяснимо последовательное уничтожение в нашей стране религии, а с ней ― христианской морали и всего того, что на ней держалось. Раскручиваемый механизм размалывал вековые традиции, уклады, нравственные нормы и ценности, храмы и людей.

Шел 1928 год. 24-летнего Михаила Чворуна, бывшего секретаря парторганизации кавалерийского эскадрона, члена партбюро полка после демобилизации райком партии направляет на работу секретарем партячейки в станицу Ставропольскую. А спустя несколько месяцев в начале 1929 года он становится председателем ставропольского сельсовета. Сюда же в Ставропольскую секретарем комсомольской ячейки был прислан другой коммунист Раевский. Однажды Раевский пришел к Чворуну с «инициативой»: за неделю до Пасхи вечером в чистый четверг ударить по предрассудкам станичников антирелигиозной демонстрацией с зажженными факелами. Подобные демонстрации в 20-х годах были модными.

― Что же, дело хорошее, ― дал «добро» Чворун.

Ватагу демонстрантов возле церкви разогнали станичники, а Раевскому проломили камнем голову. Но, видимо, не сильно, поскольку вскоре он предложил Чворуну провести еще одну такую демонстрацию в ночь перед Пасхой. Чворун отказал, тем более, что в его столе лежало анонимное письмо: «Если устроите еще раз, перестреляем». Нравы у ставропольцев были крутыми и могло случиться всякое.

Вот что, ― сказал Чворун. ― Давайте-ка лучше на Пасху организуем антирелигиозный вечер с лекцией, баяном, танцами. Ну, в общем, как полагается.

На том и порешили.

Жил в ту пору в Ставропольской слесарь Хвосторезов. Золотые руки были у человека. Если в Екатеринодаре кто-то ключи от сейфа потерял и не мог тот сейф открыть, ехали за Хвосторезовым. Да вот беда ― стал попивать, и из Краснодара мало кто уже приезжал за ним.

Наслушавшись на вечере в клубе антирелигиозных лекций, этот Хвосторезов хорошо выпил, взял длинный нож и пошел в церковь. Распугав всех своим видом, он взобрался на колокольню и, распевая что-то революционное, обрезал веревки, на которых крепились колокола. Те с грохотом и звоном полетели вниз.

Наутро у сельсовета собралась почти вся станица. Был ли повод к тому или не был, сказать сейчас трудно, однако на устах у станичников было одно: мол, сельсовет принял решение закрыть церковь.

Покажи, сукин сын, решение! ― кричали ставропольцы поднявшемуся на ступеньки сельсовета его председателю Чворуну.

― Нет такого решения, ― ответил тот.

― Врешь! Покажи решение!

― Да говорю же вам, нет и не было такого решения.

Трудно сказать, сколько бы продолжался сей диалог, если бы Евдокия Толстикова не заорала из толпы:

― С колокольни его сбросить!

Бабы поняли это как сигнал к действию, схватили председателя и потащили к церкви. И, наверное, сбросили бы, да опомнились ставропольские казаки и отбили на полпути к церкви у баб Чворуна.

Потом в Краснодаре был суд. Зачинщикам, в том числе и Евдокии Толстиковой, дали по три года заключения, Хвосторезова оправдали.

Но то было в 29-м, а в 33―36-м годах сопротивляться стало труднее, можно было угодить во «враги народа» с вытекающими отсюда последствиями. И многие церкви прекратили свое существование, став клубами, складами...

Что с ними, бывшими казачьими храмами сейчас, спустя полвека? Сначала мы побывали в Ставропольской.

Без труда нашли бывшую церковь, ныне сельский клуб. Обветшалое, неухоженное сооружение, конечно, уже без куполов и колокольни, с которой чуть не сбросили председателя сельсовета, выглядело печально и грустно. Лишь что-то особенное, сразу не совсем заметное в его архитектуре говорило о его былой стати и красоте. Наверное, ставропольцы гордились своей церковью, ведь в других станицах церкви были куда похуже, к тому же деревянные. А вот своим нынешним «очагом культуры» гордятся ли?

Мы разговорились с проходившим мимо Дмитрием Георгиевичем Кривчиком.

― Вы помните церковь до реконструкции?

― Конечно.

― Красивая, наверное была?

― Еще бы. Такой церкви в округе было не сыскать.

― Как по-вашему, правильно ли сделали, что сломали ее наполовину и сделали клуб?

― Нет, конечно. Пусть бы она не действовала, но стояла в первозданном виде, как памятник нашей истории и культуры. Польза от этого, думаю, было бы больше. Один вид ее в человеке что-то подтягивал. А сейчас, по-моему, наоборот. Осквернили, забросили.

― А хотели бы вы, чтобы церковь восстановили?

― Это было бы справедливо.

В станице Григорьевской бывшей церкви мы не нашли. Ее, точнее, уже клуб, разбила бомба во время войны.

Не нашли мы церкви и в Смоленской. Здесь, правда, не бомба ее разбила, человек разобрал после того, как ее закрыли. В Смоленской мы познакомились с Матреной Ивановной Васильевой.

― Хотели бы иметь в станице церковь?

― Старики конечно бы хотели: Хотя, думаю, и молодежь туда бы пошла. Мой сын, например, побывал в церкви во время службы, потом часто ходил туда. В Бога, конечно, не верит. Но говорит, что выходя из церкви, человек другим делается.

Заехали мы и в Крепостную, хотели посмотреть, что осталось от церкви. Нашли только остатки ее фундамента.

― Сгорела она после войны, а до этого был склад, колхозное зерно хранилось ― рассказала нам проходившая мимо женщина. ― Добротная была церковь, сносу ей бы не было. Красивая. Верующие? Есть, старушки в Краснодар ездят. Да что старушки! И молодежь все больше венчаться в Краснодар в церковь ездит. Конечно, было бы хорошо, если бы своя в станице была. Есть Бог, нет ли ― кто знает, а побываешь в церкви, все как-то спокойней на душе становится.

В Северской церкви, построенной в 1870 году, мы тоже не нашли. Ее давно уже сравняли с землей. Заметим, что при строительстве было израсходовано 9000 рублей из войсковой казны, а в 1901 году на ее реконструкцию ― 8000 рублей пожертвованных станичниками.

Смотрите также: